Под маской красоты и известности таился цепкий ум, беспощадность в суждении о людях, безошибочное чутье, подмечавшее малейшую претенциозность и напыщенность, и резкий, даже грубоватый юмор. Она была верным другом, но никогда не прощала предательства. Любила деньги и славу, но в основном была непритязательна и лучше всего чувствовала себя верхом на лошади где-нибудь в Виргинии. На долю Джеки выпало немало трагедий и скандалов, но она всегда оставалась верна себе и в итоге добилась той степени независимости, которая позволяет жить так, как хочется.

В моей жизни, да, наверно, и в жизни Джеки это время было по-настоящему счастливым, хотя и слишком коротким… Все тогда казалось таким простым. Нас еще не коснулись ни сложности, ни душевные терзания, ни страдания…

Ли Радзивилл, сестра Джеки, об их детстве на Лонг-Айленде

У Жаклин было врожденное чувство театра, дар точно угадывать момент, когда выйти на сцену и когда уйти. Долгожданная малышка родилась 28 июля 1929 года, на шесть недель позже, чем рассчитывали, в Саутхэмптонской больнице на Лонг-Айленде. Вообще-то девочка должна была появиться на свет в одной из больниц Большого Нью-Йорка, но Джеки, по своему обыкновению, предпочла новомодные Хэмптоны. Она была первым ребенком Джанет Нортон Ли и Джона Верну Бувье-третьего и родилась через год после их свадьбы в Ист-Хэмптоне, где на «приморской Уолл-стрит» располагались комфортабельные летние резиденции ее бабушек и дедов. Спустя несколько месяцев, в октябре 1929-го, крах Нью-йоркской фондовой биржи серьезно пошатнул положение семейства Бувье, и чуть не до конца жизни Джеки и ее младшую сестру, появившуюся на свет четырьмя годами позже, преследовали неуверенность и страх нищеты.

Джеки рано поняла распределение ролей в семье: мужчина главенствовал, а женщины играли второстепенную роль и боролись за его внимание. Девочка быстро усвоила правила этой игры, извлекая для себя максимум пользы из означенной ситуации. Всю жизнь Джеки будет непреодолимо тянуть к самому влиятельному и успешному мужчине в компании. (Двоюродная сестра как-то раз сказала об увлечении Джеки мужчинами типа ее будущего свекра, Джозефа Кеннеди-старшего: «Окажись Джеки при дворе Ивана Грозного, она бы сказала: “Ох, его просто никто не понимает!”»)

В детстве двумя главными мужчинами для Джеки были ее дед по отцу, майор Джон Верну Бувье-младший, и отец, Джон Верну Бувье-третий. Летом вся жизнь в усадьбе Ласата, в увитом плющом особняке, сосредоточивалась вокруг Джона Верну Бувье-младшего, которого десять внуков звали «дед Бувье», а все остальные – просто «Майор». Дом располагался стратегически выгодно – недалеко от океана и от знаменитого клуба Мейдстоун, центра светской жизни Ист-Хэмптона, где Бувье приобрели в 1926 году маленький домик. В Ласате Майор был не только непререкаемым авторитетом для своих домашних, но и популярным светским персонажем Ист-Хэмптона. Бывший адвокат наслаждался звуками собственного голоса и регулярно произносил публичные речи в День поминовения, который знаменовал открытие летнего сезона. Когда летом 1912 года чета Бувье впервые приехала в Ист-Хэмптон, это местечко было совсем простеньким по сравнению с более рафинированным Саутхэмптоном – деревенские домишки, утиный прудик, лужайка, огромные песчаные дюны, отделяющие поселок от океана, в другой стороне до самого горизонта тянулись картофельные поля. Сначала Бувье жили на Аппакок-роуд в трехэтажном особняке с верандой, который назывался Уайлдмур, Дикая Пустошь, а в 1925-м жена Майора, Мод Сарджент, на деньги своего отца купила Ласату, и только в 1935 году Майор, унаследовав значительное состояние после смерти дяди, Мишеля Шарля Бувье, выкупил дом, где и жил на такую широкую ногу, что после его смерти семья разорилась.