- Мы тоже вправе переживать, Тхорн. Мы просто хотим помочь, - пробормотала горианка, но тут же смешалась, пугаясь его прямого взгляда. И почему-то именно этот ее испуг оказался каплей, переполнившей чашу его терпения.

- Довольно этих глупостей! – заорал он, срываясь – так, что Цесин вздрогнул, а Микея спряталась за спину мужа. – Я не желаю слышать больше ни одного возражения. Ни. Единого. Вашего. Дурацкого. Возражения! Мне хватило вашего появления, Цесин, в городе перед сражением! Между прочим, без разрешения, в нарушение всех приказов! Надо было под арест вас посадить за такое дня на три, - продолжал греметь Тхорн. - Немедленно собирать вещи и чтоб духу вашего не было на Шаггитерре завтра утром! Вы ничем – ясно? – ничем не можете помочь! Так хотя бы не болтайтесь у меня под ногами!

Он орал так, что проходившие мимо столовой офицеры останавливались, как вкопанные, осторожно заглядывая внутрь. Цесин стал малиновым до ушей, стискивая зубы и тяжело дыша, со стороны Микеи послышались тихие всхлипы. 

- Довольно, - негромко произнес Дейке, входя поспешным шагом – он находился рядом, в соседнем помещении, по обыкновению допивая чай после обеда на кухне со старшими офицерами. Пока голова командира была занята другими вещами, жизнь на «Черной звезде» не останавливалась и по-прежнему требовала вмешательства капитана, взявшего под контроль все: расписание тренировок, дежурства, лечение больных и взаимодействие команды с подразделениями горианской армии, расположенными в городе и активно занятыми эвакуацией людей и переселением на новую базу.

Тхорн тряхнул головой и скрестил руки на груди. Он уже знал, что потом ему будет стыдно, но теперь не мог даже думать ни о ком, кроме жены. Из-за этого он был не в состоянии ощущать неловкость и тем более – извиняться. Поэтому просто предоставил Дейке обнять за плечи плачущую и даже икающую от шока Микею и вывести их обоих с Цесином из столовой. Капитан мягко убедил пассажиров собирать вещи, и они скрылись в направлении своей каюты. 

Офицеры молча и очень быстро ретировались, оставив командира одного в его невменяемом, болезненном состоянии. Тхорн даже не заметил, как вернулся Дейке.

- Знаешь, я думаю, тебе надо поспать, - строго объявил капитан.

- Я не могу, - еле ворочая языком ответил он, поднимая воспаленные глаза.

- Я усыплю.

- Нет уж! – вскинулся Тхорн, но нарвался на такой жесткий взгляд, что осекся. Удерживая его взгляд, Дейке уверенным, жестким тоном произнес:

- Ты знаешь, что я хочу тебе напомнить.

- О, дьявол, - выдохнул Тхорн. 

Когда-то, много лет назад, когда погибла первая жена Дейке, командиру пришлось применить гипноз, чтобы утихомирить капитана, срывающегося на младших офицерах. И позже Дейке долго обижался на него за неразрешенный способ телепатического воздействия – точнее, разрешенный, но не без согласия. В результате Тхорн примирительно пообещал, что если когда-нибудь окажется в похожем состоянии, то позволит ему сделать то же, чтобы успокоить.

- Ты обещал, - жестко заметил Дейке, и на его скулах заходили желваки.

- Помнишь, я сегодня сказал, что ты настоящий друг? – спросил Тхорн, глядя в сторону.

- Помню, помню, - сказал капитан, криво ухмыляясь.

- Так вот, я беру свои слова обратно.

- Ну, разумеется. А теперь идем-ка в твою каюту. Я уложу тебя баиньки.

Тхорн прикрыл глаза. Все его существо протестовало против такого обращения. В последние дни его никто не ставил даже в грош: ни Сезар, ни подопечные. Но в его жизни было одно правило: он никогда, ни под какими предлогами не нарушал своих обещаний. Тем более он не мог нарушить слово, данное лучшему другу.