Ничто не помогло. За всю свою жизнь Пилу не испытывал большего унижения. Городские власти отказались даже начать расследование, не говоря уж о том, чтобы отобрать лицензию у «Эксвайзи». Все эксперты сошлись во мнении, что здесь нет ни святотатства, ни нарушения закона. Зональные инспекторы отказались аннулировать разрешения, налоговики отказались от проверки финансовой деятельности компании, ветеринарные и санитарные службы рассыпались в похвалах в адрес «Эксвайзи», а полиция заявила, что им нечего расследовать. Более того, принадлежащие «Эксвайзи» пастбища стали популярным местом для проведения пикников, и, что было совсем уж нестерпимо, продажи компании Пилу падали с каждым месяцем, в то время как продажи продукции ненавистных коров росли. Деревни, население которых занималось разведением принадлежащих Пилу коз, были на грани бунта. Осознав, что сами основы его власти под угрозой, Пилу признался супруге, что не знает, что делать дальше.

– А как же мои бедные Халва и Расгулла? – вопросила Голматол Дудхвала, обнимая своих ревущих дочерей. – Что ты скажешь им? Думаешь, в их бедных головках есть хоть одна мысль? Красотой они тоже не могут похвастать! Они слишком темнокожие! Образованием они не блещут! Имена сладкие, но глянешь на них – сразу скиснешь. Вся их надежда была только на тебя! А теперь, если ты не дашь им хорошего состояния, что им остается? Мужья с неба не падают! У бедных девочек нет никаких шансов, никакой надежды!


В такое-то вот тяжелое время из Нью-Йорка является эта полукровка. Оказалось, что она бедна, не имеет влиятельных родственников, что за ней уже числится больше скандальных историй, чем их было у мадам Помпадур, – короче, порченый товар. Дудхвала единодушно сплотились против нее, старательно игнорируя ее присутствие. Ей был обеспечен минимум: еда (хотя их обеденный стол ломился от блюд, ее кормили на кухне рисом и чечевицей, и то не досыта, так что ей часто приходилось ложиться спать голодной), скромная одежда (купальный костюм, подарок ее блудного папаши, был привезен из Америки) и образование (обходившееся Пилу дороже всего, при том что эти деньги он считал брошенными на ветер, ведь дрянная девчонка все равно не хотела ничему учиться). Во всем остальном она была предоставлена самой себе. Она быстро поняла, что богатый Бомбей мог предложить ей наихудшее из обеих вселенных, в которых ей пришлось обитать раньше: ненавистной фермы по разведению коз Джона По и жестокого бессердечия семьи Египтус, владельцев табачной лавки.


В свете всего этого и события на пляже Джуху выглядят совсем иначе. Как странно, Пилу и Вина пришли к одному и тому же выводу: все, что им осталось в жизни, это поза, однако и на таком коне можно уехать очень далеко, если только знать, как на нем держаться. Пилу и его «презентативное сопровождение» давали представление, долженствующее убедить публику, что ничто не сможет помешать его успеху, в надежде, что представление обернется реальностью, а победа коров «Эксвайзи» над козами Пилу Дудхвалы – поражением. Точно так же боролась за выживание Вина: на самом деле она была не богатой и избалованной американской племянницей Пилу, а несчастным подкидышем, который ведет себя вызывающе и вместе с тем вынужден смотреть в лицо беспросветному будущему.


Будущее молочного бизнеса стало у Пилу Дудхвалы единственной темой разговоров, его идефикс. Дома, на своей вилле в Бандре, вышагивая взад и вперед по саду, он, словно запертый в клетке лангур, что-то выкрикивал и бормотал. Он был представителем последнего поколения, для которого бить себя в грудь и рвать волосы на голове считалось еще позволительным. Семья и свита, имевшие каждая собственные основания опасаться будущего, слушали молча. Его рыдания, потрясание кулаками, инвективы, адресованные пустым, безоблачным небесам. Его жалобы на несправедливость бытия. Вина, повидавшая за свою короткую жизнь слишком много, меньше других склонна была помалкивать, и наступил момент, когда она не выдержала.