Двое мужчин заполнили собой половину комнаты. Один — здоровый детина с толстой шеей, длинными руками и огромной лохматой головой, второй — прилизанный, невысокий, худой. На обоих одинаковая одежда.

Военная форма?

Здоровяк держал в огромной руке за волосы или за шерсть нечто бесформенное, грязное и окровавленное.

Человека? Животное? Непонятно.

Я смотрела на этих троих сверху и ничего не понимала.

Почему я вижу так отчетливо? Почему меня не видят? И почему нет боли и холода?

Я проснулась?

Но я же не могу лежать… так…

— Твою мать! От нее воняет! — ругнулся здоровяк с косматой головой. — Похоже, никакая она. — Военный наклонился к бесформенному тюку, который держал в руке, прислушался к чему-то, резко отшатнулся, раздраженно и зло добавил: — Демоны ее дери! Померла, что ли? Капитан будет недоволен.

— Будет, — лениво отозвался второй тип, который прилизанный. — С другой стороны, капитан знатно развлекся с ней. Со всей силой своей «широкой» души.

Оба загоготали, а я продолжала сверху их рассматривать.

— И нам не давал скучать, — усмехнулся здоровяк. — Кто бы поверил, что это тело, — он потряс то, что держал в руке, — когда-то принадлежало хорошенькой девице. Целой лере! Чтоб демоны ее забрали!

Когда здоровяк затряс бесформенное нечто, меня затопила невыносимая боль. Сразу стало холодно. И вдруг я осознала, что я вернулась… в свое тело. То тело, которое трясли, — вонючее, окровавленное и бесформенное, — мое тело.

Ужас и паника охватили ненадолго — безразличие и апатия, желание уснуть засасывали в холодное темное болото.

Но мне не дали отключиться.

«Оставьте… Хочу… спать…»

— Дыхание не чувствую, — пробормотал здоровяк. — Может, посмотришь, померла или нет?

— Я брезгливый. Если бы она была как раньше, — второй мечтательно цокнул. — Жаль, недолго развлекались. Скажем капитану, что допрос не получится. Пусть развлекается с другими пленными. — Мужской голос, мелодичный и невозмутимый, болезненно пробивался в разум.

— Чего он привязался к этой шлюхе?

«Шлюха… Я — шлюха?..»

Тонкая, не оформившаяся мысль снова ускользнула, как песок сквозь пальцы, — меня потрясли за шкирку. — Давно пора ее в общую яму. К остальным лучам.

Странные слова. Непонятные.

— Она рассказала?

— Демоны его знает! Мы — маленькие люди. Наше дело — привести на допрос, отвести с допроса. Иногда поучаствовать в ролевых играх, — на последних словах мужчина грубо хохотнул. — Все лучи сдохли, а эта за жизнь цепляется. Живучая.

— Сучка, — констатировал прилизанный. — Стольких наших угробила.

— Если бы капитан разрешил, — прошипел здоровяк, — задушил бы собственными руками. Хотя, наверное, уже сама и сдохла.

Беспомощное тело с силой отшвырнули. Оно ударилось о что-то холодное и твердое и осталось лежать. Сломанной кучей. Тяжелые шаги… Они удалялись.

Скрип железной двери.

Тишина.

Наконец-то.

Я хотела свернуться калачиком. Нужно стать маленькой. Незаметной. Может, мышкой? Чтобы никто не видел.

«Мышка? Почему надо стать ею?» — я попыталась поймать вновь ускользающую мысль, видимо, нужную и важную, но…

Теплые волны забвения мягко уносили меня далекодалеко. Туда, где не больно. И не холодно.


***

Из спасительного забытья возвращали голоса.

Громкие. Резкие. Грубые.

Слова с трудом складывались в понятные предложения и проникали в сознание.

— Под трибунал! — зло цедил незнакомый голос. — Положение об обращении с военнопленными! Не слышали о таком?! Вы — солдат императора, капитан Бейкалич! Не палач! Солдат самой великой и цивилизованной империи в мире! Но… — говоривший словно задохнулся от возмущения, — вы хуже животного!