Сначала он недовольно уставился на целителя, который так грубо с ним разговаривал, потом, что-то для себя решив, вздохнул и подошел ко мне. Он долго, нудно и внимательно осматривал меня и задавал многочисленные вопросы. Когда он закончил осмотр, даже не помню, потому что уснула почти на его половине. Я слышала, как он звал меня, будил, но не в состоянии была проснуться и открыть глаза.

Я вообще очень много спала. Мне самой казалось, что я сплю все время.

Иногда приходил атер Кирстан Стефанович, но пока я никак не могла вспомнить его и кем он был для меня в прошлой жизни. Поэтому относилась к марилийцу настороженно, хотя казалось, что он искренне волновался за мое самочувствие, всегда очень нежно и с сочувствием разговаривал и постоянно сопереживал.

— Господин Стефанович, я волнуюсь за нее, — однажды сквозь сон я услышала приглушенный взволнованный голос сестры Таисии, — выздоровление происходит медленно и тяжело. Прошло больше двух месяцев, но улучшения слишком незначительные, кости плохо срастаются, лера Тубертон постоянно все путает и забывает, а господин военный министр требует ее скорейшего выздоровления, чтобы допросить, — последние слова сестра произнесла в отчаянии.

Я лежала, не открывая глаз, старалась, чтобы дыхание не сбилось. Странная, выработанная когда-то привычка. Вдох... выдох.

Я затаилась.

Дыхание спокойное и размеренное, как у спящей, но я бодрствую и подслушиваю.

Вдох... выдох.

— Военный министр требует? — с недобрыми интонациями в голосе переспросил атер Кирстан Стефанович. — Вы объяснили, в каком она состоянии? Без целительской магии даже не представляю, сколько должно пройти времени для выздоровления! — последние слова мужчина гневно прошипел. — Уже не говорю о полном излечении!

Похоже, мужчина жутко разозлился.

— Я все объяснила в последнем отчете, но военному министру нужна информация о зеленых лучах, вы же знаете. Он теряет терпение. Господин Йович тоже теряет терпение, — сестра говорила с тем же отчаянием. — А что я могу против господина министра и главного целителя? Они выговаривают мне за то, но леру Тубертон еще нельзя допрашивать, да и не о чем, если она собственное имя забывает! Допрос может так напугать ее, что она забудет даже то, что уже стала запоминать! Вот чего я боюсь!

— Ясно, — задумчиво протянул атер Кирстан Стефанович. — Конечно, вы правы, сестра Таисия. Я возьму военного министра на себя. В конце концов, он мой дядя.

«Военный министр Марилии — дядя атера Кирстана?» — успела удивиться я, а затем, видимо, все же уснула, так и не открыв глаза.

5. Глава 4

В один из дней, когда я проснулась после дневного сна, боль в пояснице не давала покоя. Руки и ноги были обездвижены и расставлены в стороны, я не могла самостоятельно дотронуться до зудящего места, помассировать его, облегчить состояние.

В палате, к моему удивлению и досаде, никого не оказалось. Боль становилась невыносимей и постепенно стала распространяться на все тело. В отчаянии я позвала сестру Таисию, но голос прозвучал глухо, никто меня не услышал.

Иногда казалось, что я и боль — одно целое, и никогда в моей жизни не было времени без боли: острой, тупой, поясничной, головной, плечевой… Я привыкла к ней, но временами терпеть становилось сложно. Как сейчас, например.

Я позвала охранников, но те не отозвались и не заглянули в палату. Чтобы хоть как-то отвлечься, я попыталась вспомнить и разложить по полочкам все, что узнала о себе за последние дни от атера Кирстана и сестры Таисии.

Итак, я — лера Лорианна Тубертон, подданная Тангрии. В девичестве — лера Стенфилд. Вероятно, вышла замуж за тангрийского аристократа Тубертона, судя по изменению в имени.