– Какого черта! – воскликнул Старик. Он был вне себя от ярости.

Мы вывели мою жену из тростника и строго внушили ей не двигаться с места. Оказалось, она не поняла, что от нее требуется. Из нашего перешептывания она решила, что ей надо идти за М’Колой.

– Как я перепугался! – сказал я Старику.

– Она бежит за нами, как маленький терьер, – отозвался он. – Но так нельзя.

Мы глянули вперед поверх тростника.

– Друпи хочет продолжить поиски, – сказал я. – Остается идти за ним, пока он не скажет: хватит. В конце концов это я прострелил брюхо зверю.

– Только без глупостей.

– Я убью его с первого выстрела. Пусть только покажется – я сразу выстрелю.

Я так перепугался из-за жены, что чуть не кричал.

– Ладно, идем, – сказал Старик. Мы шли вслед за Друпи, но делать это становилось все труднее. Не знаю, как Старик, а я на полпути сменил ружье на двустволку и держал руку на спуске. К тому времени, когда Друпи остановился, покачал головой и прошептал: «Хапана», нервы у меня совсем разошлись.

Видно было на расстоянии фута – не больше, а тропа все время петляла. Дело было плохо, а солнце освещало теперь только склон холма. Но мы чувствовали удовлетворение, что Друпи прекратил погоню сам, и теперь могли вздохнуть с облегчением. Мой фантастический план оказался бы в этих условиях полной глупостью, и оставалось только надеяться, что после того, как я промазал бы из своей не очень хорошей винтовки, правда с оглушительным боем, его пристрелил Старик из своей отличной двустволки.

Мы уже возвращались, когда услышали с холма крики носильщиков, и бросились бежать вверх прямо через тростник в надежде, что оттуда будет удобно стрелять. Носильщики махали руками и кричали, что буйвол вышел из тростника и пробежал мимо; М’Кола и Друпи тоже куда-то указывали, а Старик, схватив меня за рукав, потащил за собой, откуда я и увидел освещенных последними лучами солнца двух буйволов на фоне скалистого утеса. При солнечном свете их черная шерсть казалась особенно блестящей, один буйвол был значительно крупней другого, и, помнится, я подумал, что это мой буйвол, встретивший подружку, за которой пошел из последних сил. Друпи передал мне «спрингфилд», я продел руку в ремень и, вскинув ружье, увидел в глазок всего буйвола. Я весь похолодел, прицелился ему под лопатку, но стоило мне нажать на спуск, как буйвол бросился бежать, однако пуля его догнала. Я видел, как он нагнул голову, взвился на дыбы, потом метнулся вниз по холму, и, когда он уж скрывался, я послал вслед еще одну пулю. Какое-то чувство мне говорило, что я его прикончил. Мы с Друпи побежали за ним, и тут я услышал низкий рев. Остановившись, я крикнул Старику:

– Слышите? Я уложил его. Говорю вам – уложил.

– Вы его ранили, – сказал Старик. – Тут не поспоришь.

– Черт побери, да я его убил. Разве вы не слышали предсмертный рев?

– Нет.

– Так слушайте! – Мы стояли, внимательно прислушиваясь, и тут протяжный, жалобный, ни с чем не сравнимый рев раздался снова.

– А вы правы, – сказал Старик, заслышав этот тоскливый звук.

М’Кола схватил меня за руку, Друпи хлопнул по спине, все смеялись и продолжали смяться, когда, обливаясь потом, взбегали на холм, продираясь сквозь кустарник и перелезая через скалы. Я остановился, чтобы перевести дыхание, сердце мое бешено билось, я утирал с лица пот и протирал очки.

– Куфа! – произнес с особой выразительностью М’Кола слово, означающее, что буйвол мертв. – Ндио! Куфа!

– Куфа! – повторил Друри с улыбкой.

– Куфа! – с удовольствием еще раз произнес М’Кола.

Мы снова пожали друг другу руки и продолжили подъем. И вот впереди наконец мы увидели его – буйвол лежал на спине, вытянув шею, он почти повис на рогах, застрявших в коре дерева. М’Кола сунул палец в пулевое отверстие у лопатки и радостно потряс головой.