- Зато вам не мешаю, - пожал он плечами. Аня всегда была довольно миловидной, а сегодня выглядела прямо очень хорошо. Волосы распустила и завила, и теперь светлые волны ложились на плечи, не прикрытые ничем, кроме тонких шелковистых бретелек сарафанчика. Пестрого и обрисовывающего ее фигурку, а Ане было чем похвастаться. Она была невысокой, хорошо сложенной, хоть и немного приземистой, и оттого иногда казалась чуть плотнее, чем была на самом деле. Но это ей даже шло, совсем не портило. А некоторые в Рудославе так и вовсе заглядывались – кровь с молоком девка. Розовощекая, пышущая здоровьем. У нее были крохотные ладошки и уж совсем детский размер ноги – предмет вечных шуток друзей. Ей было непросто подобрать обувь, но сейчас, в босоножках на высоких каблуках, явно не из «Детского мира», она казалась выше и стройнее. И мордашку подкрасила. Явно расстаралась, думая, что Назар будет на вечеринке, тут и к бабке не ходи. И самое мерзкое в их ситуации – то, что он все это понимал и все это его совсем не трогало. Скорее вызывало раздражение. Не по жизни, а именно сейчас.

Взгляда на ее лицо было достаточно, чтобы понять, что она навеселе – ей и немного алкоголя было достаточно, чтобы захмелеть. Да и на машину, наверное, оперлась, чтобы стены не шатались.

- Ты иди веселись, я реально устал как черт, - проговорил Назар и запихнул бутылку назад в кабину.

- Да с кем там веселиться, - махнула она рукой. – Тут и то интересней.

- Чё?

- Голованов окучивает младшую Иваненко, чувак с винодельни шуршит вокруг вашей гостьи, Дрон как обычно накачивается бухлом, - Аня переместилась на полшага ближе к Назару. – Слушай, а эта ваша… откуда она вообще взялась? Родственница?

- Понятия не имею, но не родня точно. С винодельни – Остап, что ли? – оживился Кречет, во всех красках вообразив себе этого Диониса, подбивающего клинья к Милане. – Руки распускает?

- Ну это точно не мои заботы, чтобы я за его руками следила, - опять хихикнула Аня и оказалась совсем близко от Шамрая. Пошатнулась на каблуках, отчего ее волосы легонько коснулись его обнаженной кожи у самого плеча с причудливым рисунком татуировки. Ойкнула и ухватилась за локоть Назара, удерживая равновесие. Он от неожиданности вскинул руки и поддержал ее, а впрочем, даже если бы у него было время подумать – все равно бы не позволил грохнуться – девушка же. Глупо улыбнулся и сказал:

- Шо? Опять развезло, да?

- Там и попьянее меня есть, - снова махнула она ладошкой в сторону дома, откуда по-прежнему шумело весельем, и подняла на него глаза. – Назар, а я тебе ни капельки не нравлюсь?

Его лицо сделалось каменным. Кажется, шевельнет хоть мускулом – пойдет трещинами и осыплется глыбами. Она первый раз спросила прямо. А он ведь знал, что однажды это случится. На всякий случай чуть отодвинулся, завозился в кабине бусика, вытаскивая оттуда документы, рубашку, что-то еще, и, не глядя на нее, пробубнил:

- Ань, ты фигню-то не говори. Мы ж друзья. Дружил бы я с кем-то, кто мне не нравится?

- А я, может, замуж за тебя хочу, а не дружить, - задорно заявила она, подбоченившись.

Он повернулся к ней. Заглянул в глаза. И кроме задора, разглядел там еще что-то такое, что заставило его очень спокойно сказать:

- А я жениться не хочу, а для остального ты не подходишь.

- Ой, какой серьезный, - рассмеялась она, - аж страшно. Больно ты знаешь, для чего я подхожу, а для чего нет.

- Знаю. Знаю, что не собираюсь тебя на всю жизнь обижать. И потому лучше спать пойду, а ты возвращайся на праздник.

- Ну и вернусь, - кокетливо усмехнулась Аня и развернувшись, неторопливо потопала обратно к большому дому. Он некоторое время смотрел, как она виляет задницей – неуклюже, спьяну, но в полной уверенности, что это выглядит сексуально. После прикрыл глаза, успокаиваясь. Жгло под кожей, разъедало душу, шевелилось, будто живое, чувство неудовлетворенности жизнью, отношением Стаха, людьми, собой. Собой особенно. Как будто не свое место занимает. Чужое.