В настоящее время идеал любви все более тесно связывается с поисками «новой искренности», новой структуры чувств, новой эстетики интимности, вдумчивости и надежды, новым видом романтизма в искусстве (Вермюлен, ван ден Аккер, 2010). Он также связан с освоением аффекта и глубины, эстетической ауры и атмосферы в отношениях, «эроса дистанции» (Людвиг Клагес), с новой философией тела (Герман Шмица), созданием нового дискурса интимности, наделяющего наш опыт значением. Он сочетает в себе «просвещенную наивность, прагматический идеализм и умеренный фанатизм, колеблясь при этом между иронией и искренностью, конструкцией и деконструкцией, апатией и влечением» (Turner, 2015).

Природа любви, интимности, раскрываясь и наполняясь множеством содержаний, веками остается недостаточно познанной. Многие воспринимают ее как «временное помешательство», проявление невроза. Она нередко эфемерна, приходит и уходит, не пуская своих корней в реальном мире и судьбах людей. Для многих она преимущественно связана с юностью или молодостью, началом отношений, которые со временем переживают эрозию и превращаются в прозу семейной жизни или сексуальную зависимость внебрачных отношений. Для значительного числа людей романтическая любовь маячит как некий идеал, к которому так и не удается приблизиться в течение всей жизни. И когда жизнь близится к закату, то оставляет ощущение нереализованности.

Многие люди на почве любви переживают настоящие драмы. Испытывая определенные ожидания по поводу интимных отношений, они могут сталкиваться с их несоответствием реальной жизни. Они недоумевают, почему их многообещающий контакт с другим человеком, казавшийся вначале столь внечатляющим, не получил продолжения. Нередко со временем они вовсе перестают надеяться на то, что какая-то красота и содержательность в интимных отношениях возможны. Острота переживания любых интимных отношений со временем может притупляться, заставляя задуматься о том, не являются ли любовные отношения фикцией, пережитком прошлого или отголоском юности.

Пытаясь защититься от боли и рисков утраты объекта любовной привязанности, многие предпочитают поверхностные контакты или вовсе отказываются от близости. Другие же демонстрируют циничное отношение к любви, считая, что она – не более чем красивое прикрытие для того, чтобы добиться сексуальной близости или иных выгод.

Психоаналитики предпочли отбросить этот идеал как вуалирующий подлинную основу психической деятельности и поступков человека – его либидо[2], сексуальность. Это ознаменовало существенные изменения в понимании природы человека, обнажив базовые мотивы разнообразных человеческих проявлений, связанных с сексуальностью, выявив разные стратегии удовлетворения этой потребности в условиях социума и культуры.

В то же время многие люди, несмотря на неудачи и разочарования в личных отношениях, продолжают стремиться к обретению подлинной интимности – сексуальной, эмоциональной, интеллектуальной и духовной близости, составляющей одну из главных задач всей жизни. И это вовсе не обязательно связано с продолжением рода. Многие в действительности ее обретают. Они переживают любовь как более или менее устойчивую и глубокую связь – интимную близость, сопричастность, привязанность, сотворчество.

Феномен любви выступает одним из центральных и наиболее загадочных проявлений природы человека. Не случайно, в книге «Психология романтической любви» Н. Бренден пишет: «Романтическая любовь – не плод фантазии или помешательство, но одна из величайших возможностей в жизни человека, одно из величайших приключений и испытаний… Переживание же любовного экстаза – необходимое и вполне нормальное проявление в эмоциональном развитии личности. Романтическая любовь является величайшим вызовом, побуждающим человека к развитию и достижению подлинной зрелости» (Branden, 1981, р. 3–4).