– Спокойной ночи, Реби, – прошептал я ей на ухо, хотя знал, что она меня уже не слышит. – Я люблю тебя, – снова прошептал я.

Я продолжал лежать с открытыми глазами, уставившись в потолок, думая о том, что все еще может быть по-другому, что жизнь еще может измениться к лучшему…

Теперь я думаю о ней, думаю о Карлито и о плане, о котором я никогда не должен был даже помышлять. Я думаю о том, что уже завтра я буду очень далеко…

Вторник, 19 марта 2002

Шесть утра очередного, похожего на все остальные дни вторника.

Как и каждое утро, зазвонил будильник.

Я вытащил правую руку, спрятавшуюся под простыней, и, нащупав кнопку, выключил будильник.

Через пять минут он зазвонил снова. Я мысленно проклял функцию повтора.

Десять минут седьмого будильник прозвонил последний раз.

Лениво потягиваясь, я встал, в глубине души желая поваляться еще минут десять, свернувшись калачиком и наблюдая за тем, как наше дыхание смешивается с оранжевым рассветом, пробивающимся через оконное стекло.

Босыми ногами я встал на пол: холодно. Подогнув пальцы, вот так, почти на цыпочках, направился в ванную.

Еле-еле открыв один глаз, я встал перед унитазом, удивляясь, что это вдруг оказалось в моих руках такое твердое: может, просто за ночь накопилось много мочи. Испытав значительное облегчение, я нажал кнопку смыва и встал перед зеркалом. Открыл кран, подождал пару минут, чтобы пошла горячая вода. Я уже давно не мог умываться холодной, даже теплой водой. Я подставил обе руки под горячую струю и, набрав немного воды, плеснул себе в лицо. Обхватив лицо ладонями, я уставился на незнакомца, стоящего передо мной.

– Как же ты постарел, – прошептал я, глядя на выпирающий живот, предательски отражающийся в зеркале. – Когда только успел забеременеть? – продолжал я, пока тот, второй, ошеломленный допросом, расстегивал верх пижамы, показывая мне свой дряблый живот, упирающийся в раковину и весь исчерченный растяжками, как сдувшийся мяч.

Он поднял голову. Мы посмотрели друг на друга.

– Когда у тебя волосы отрастают, ты что с ними делаешь? – спросил я, не в силах отвести взгляд от живота.

– Я их подстригаю, – пробормотал пузатый, теперь уже не глядя мне в глаза.

– А когда ногти отрастают, что делаешь? – настойчиво продолжал я.

– Тоже подстригаю, – снова прошептал он, уткнувшись взглядом в пол.

– Тогда почему этому позволил так отрасти?

Между нами воцарилась безмолвная тишина. Я пристально смотрел ему в глаза, не моргая. Он стоял подавленный, желая раствориться в этом отражении, которое олицетворяло нас обоих.

– Если бы ты знал, как мне противен, жирный кусок сала!

Я вдруг ткнул в него пальцем с такой силой, что сам от себя не ожидал.

Стояла тишина.

Сквозь дымку, разделявшую нас, я вдруг заметил маленькие капельки, мерцающие на щеках: я превзошел сам себя. На сегодня с этого неудачника хватит, решил я, взяв полотенце, чтобы промокнуть глаза.

Я выключил свет в ванной, взглядом устремившись в никуда.

Реби все еще спала, спрятавшись под простынями. На меня смотрели только большие закрытые глаза, погруженные в сон. Сколько лет мы вместе и как мало времени мы видели друг друга. В такие моменты мне бы хотелось прижать ее к себе, поцеловать ее кожу, сказать ей, что люблю ее, сказать ей, что счастлив рядом с ней, особенно когда я могу быть рядом с ней. Что я очень скучаю по ней, с каждым днем все больше и больше, потому что с каждым днем я видел ее все меньше. Сказать ей, что я проводил гораздо больше времени с компьютером, чем рядом с ней, что я проводил больше времени, стуча по клавиатуре, чем прикасаясь к ее телу, и что, когда наступала ночь, мне хотелось, чтобы день не заканчивался никогда – не для нее, для меня.