— Я бы приехала раньше, если бы знала, как плохи дела, — тихо, но твердо произнесла, приближаясь к гробу. Отчим вскинул голову. Пухлые губы Саймона недовольно изогнулись, а в серых глазах мелькнула злость.

— Не будем устраивать концерты на кладбище, дочка, — миролюбиво попросил отчим. Мне хотелось крикнуть, что он гад. Самый последний гад! И я ему не дочка! Но ради мамы промолчала.

Если бы я не решилась покинуть монастырь, а продолжала ждать призрачного вызова, то даже проститься бы не успела с родным человеком.

Мама словно спала, такая красивая и бледная. В мою память навсегда впечатался ее мертвый образ, стирая веселую, энергичную женщину. Плакала я молча, медленно стирая слезы, пока закапывали гроб. Сжимала зубы до скрипа, чтобы не закричать. Спасибо Фанни, ее поддержка давала сил вынести испытание.

Саймону пришлось держаться рядом со мной, чтобы общество не осудило бессердечного отчима. Если он думал, что я уступлю мое законное право на наследство, то ошибался. Дом, в котором он жил, принадлежал мне как единственной представительнице рода графа Бредфорда.

Пока я оставалась флер, отчим был моим опекуном и мог распоряжаться любыми вкладами, кроме отложенных на мою свадьбу, домом, мамиными драгоценностями. Как только я выходила замуж, то все права передавались моему супругу. Отчим был далеко не дурак, он продолжал изображать любящего «папочку» и прощупывать почву.

— Миранда, дочь моей любимой, умершей жены. Амелия мечтала видеть тебя невестой Создателя, — нагло врал Саймон, изображая добренького отчима при гостях, собравшихся проводить в последний путь мою маму, — Но я хотел бы спросить у тебя. Чего хочешь ты? Если выйти замуж за благородного флерона, то я буду только рад лицезреть счастье в твоих глазах и вручить твою руку жениху.

Как же я его ненавидела. Саймон говорил с улыбкой, а в глазах плескалась злость. Отчим ясно давал понять: только попробуй выбрать второе и я сотру тебя в порошок. Рядом раздавались шепотки соседушек.

— Амелия прожила с самым благородным флероном, жаль, что недолго.

— Как же повезло ее дочке, она должна руки ему целовать за такую заботу.

— Какой мужчина! Красивый, добрый.

Внутри поднималась волна праведного гнева, щеки опалило огнем. Воспитание сдерживало возмущенный порыв. Я так сильно сжала кулаки, что ногти впились в кожу.

— Быть монахиней очень почетно, думаю, ты выберешь волю матери, чтобы радовать ее на небесах. — Хитрый лис продолжал надо мной издеваться, и я не выдержала:

— Нет, — тихо выдохнула. Наши взгляды встретились, и я не отступила, не склонила голову, хотя в серых глазах отчима горел такой огонь ненависти, что мог запросто спалить меня.

— Правильно, не стоит красивой девушке становиться монахиней. — Я с удивлением оглянулась и только хотела поблагодарить важную флерессу* в модном дорогом платье за поддержку, как замерла от полной неожиданности. — Наш древний род давно ищет достойную пару наследнику. Мой Хьюго сейчас в столице служит принцу Диедерику, но обязательно найдет время с вами познакомиться. Приглашаю вас завтра на обед, все обсудим.

— Маркиза Гадини, — умело вмешался в разговор отчим. — Миранда еще не пришла в себя, а вы уже нагрузили бедняжку светскими приемами. Мы обязательно вас посетим, но чуть позже.

— Договорились, виконт Даркес, — обаятельно улыбнулась женщина. — До скорой встречи и будьте сильной, девочка.

— Спасибо, — прошептала. Голова слегка закружилась от переживаний, и я оступилась. Фанни тут же поймала меня за правый локоть, а отчим вцепился в левый.