Вновь как бы ниоткуда появился серебряный поднос с напитками. Ну и клуб! Здешние официанты не набиваются тебе в знакомцы, представляясь по именам. Они как раз таковы, какими им следует быть: услужливые, расторопные и безмолвные.

– Скажи, Ник, тебе нравится твоя работа?

– Да, – ответил Ник. – Это хорошее испытание сил. Мы между собой говорим так: «Если ты справишься с табаком, то справишься и со всем остальным».

Капитан фыркнул в свой стаканчик.

– Знаешь, подвизающиеся в табачном деле мужчины твоего поколения – и женщины, вечно забываю добавлять «и женщины» – считают, что им приходится тяжелее, чем их предшественникам. Вам кажется, будто все началось в пятьдесят втором. Ну так ни фига!

Ни фига?

– Все это тянется лет почти уж пятьсот. Говорит тебе что-нибудь такое имя: Родриго де Херес?

Ник покачал головой.

– Нет, так я и думал. По-видимому, в школах теперь учат не истории, а только общему взгляду на нее. Так вот, сэр, к вашему сведению, Родриго де Херес сошел на берег вместе с Христофором Колумбом. И увидел туземцев, «впивающих дым», как он выразился, из трубок. Он привез табак в Старый Свет. Превозносил его там до самых расписных потолков. И чем он, по-твоему, кончил? Испанская инквизиция упекла его за это в тюрьму. Объявив курение «диаволовым обыкновением». Думаешь, иметь дело с Федеральной комиссией по торговле – это такое уж горе? А понравилось бы тебе объясняться с испанской инквизицией?

– Ну…

– Готов поспорить, не понравилось бы. Запомни это имя, Родриго де Херес. Ты идешь по его стопам. Он был первым публичным защитником табака. Полагаю, он тоже считал это «хорошим испытанием сил».

– Э-э…

– А что говорит тебе имя Эдвин Прун?

– Прюн?

– Боже ты мой, а мы-то выбрасываем миллиарды долларов на муниципальные школы! Эдвин Прун жил в Массачусетской колонии в начале семнадцатого века, как раз когда пуританские священники надумали приколачивать к стенам самые первые в Новом Свете таблички «Курить воспрещается». Думаешь, вы первые, кому пришлось иметь дело с нарастающими, будто снежный ком, ограничениями и предписаниями? Так нет же, сэр, Эдвин Прун еще бог весть когда сражался в этой войне. Пуритане провели закон, воспрещающий курить в общественных местах, а под «общественным» местом они разумели такое, в котором находится больше одного человека. Пруна бросили за решетку. Когда же выяснилось, что он курит и за решеткой, ему надели на лицо железный клобук. Как по-твоему, Эдвин счел это «хорошим испытанием сил»?

«Пристегните ремни, – подумал Ник, – у вас впереди еще четыреста лет». Капитан, пересыпая свой доклад подробностями, напомнил ему, что Америка открыто воевала с «пагубной привычкой» в 1790-х, в 1850-х и в 1880-х. Он напомнил о словах Хораса Грили[22]: «Сигара – это огонь с одного конца и дурак с другого», о том, что Томас Эдисон не брал курильщиков на работу, что уже в нашем столетии американцев – и не только женщин – самым натуральным образом арестовывали всего лишь за попытку закурить сигарету. Речь Капитана текла и текла, пока на лбу его не выступили, как на чашечке с джулепом, капли пота. В конце концов он умолк и промокнул лоб носовым платком.

– Прошу прощения. Похоже, после операции у меня появилась склонность… к неумеренным словоизлияниям. Кстати, постарайся никогда не болеть в Калифорнии. И уж во всяком случае, не доводи дело до операции. Они там ни аза в хирургии не смыслят. Со мной не приключилось ничего такого, с чем не справилась бы чайная ложка соды.

Поговорили о ханжестве и подлости политиканов Одиннадцатого региона. Почти все антитабачные постановления исходили из Одиннадцатого региона, то есть Калифорнии, этого рейха нацистов от здравоохранения. Какой можно ждать справедливости, если национальные стандарты здравоохранения определяет именно Калифорния?