– Да, – сказал Ник.
– Превосходно, – посветлел Григс. – А что собираетесь ловить?
– Зубатку.
– О! – Григс кивнул. – Элли, наша экономка, очень любит зубатку. Хотя мне она не нравится, внешне. Эти ее усищи. – И Григс, заложив за спину руки, удалился в свои покои.
Усевшись за руль, Ник спросил:
– Что ты натворил?
– Ничего, – ответил Джой.
– Тогда зачем я ему нужен?
– Я не знаю, – обронил Джой. Двенадцатилетние мальчики не очень разговорчивы. Беседа с ними, как правило, сводится к игре в «двадцать вопросов».
«Замечательно, – подумал Ник, – придется идти на важную встречу вслепую».
– Предлагаю полную и безоговорочную амнистию. Что бы ты ни учинил, я на твоей стороне. Просто скажи мне: зачем Григс хочет меня видеть?
– Я же сказал – не знаю.
– Ладно. – Ник отъехал от бордюра. – Как прошла игра?
– Профукали.
– Ну, ты же помнишь, что сказал Йоги Берра. «Бейсбол на девяносто процентов – половина сумасшедшего дома».
Джой подумал:
– Получается сорок пять.
– Это шутка.
И Ник в несколько приемов вытянул из Джоя счет игры – 9:1.
– Самое главное, – Ник рискнул прибегнуть к утешительному тону, – это…
Да, и что же у нас самое главное? Ник закончил Воспитательную школу Винса Ломбарди, и отец его, сидя на трибуне, громогласно обвинял сына в трусости всякий раз, как Ник пропускал посланный по земле мяч. Вследствие чего Ник решил при воспитании собственного сына проявлять побольше терпимости.
– …это чувствовать усталость в конце дня.
Аристотелю вряд ли удалось бы построить на этой посылке непротиворечивую философскую систему, но ничего, сойдет. Правда, Гитлер и Сталин тоже, наверное, чувствовали себя усталыми под конец дня. Однако то была не благая усталость.
Джой не высказал никакого мнения относительно этой «грандиозной теории бытия», указав лишь на то, что отец проскочил «Блокбастер видео»[17] и теперь им придется разворачиваться в плотном потоке машин.
Они совершили привычный ритуал: Джой предлагал один неприемлемый фильм за другим – как правило, те, на футлярах которых изображались полуголые блондинки с пестиком для колки льда либо раздувшиеся от стероидов европейские качки, подавшиеся в актеры и теперь сносившие людям головы цепной пилой. Ник отвечал фильмами пятидесятых с Дорис Дей и Кэри Грантом, на что Джой проводил пальцем по горлу, выказывая свое отношение к шедеврам эпохи Гранта – Дей. Компромисс достигался обычно на фильме, посвященном Второй мировой. Насилие – да, но показанное, по нынешним меркам, со вкусом, без этих, введенных в оборот Пекинпа кровавых ошметков, сверхзамедленно разлетающихся во все стороны от проделанного пулей отверстия. «О, вот этого ты не видел, – воодушевленно объявил Ник. – „Пески Иводзимы“ с Джоном Уэйном. Классная вещь!» Никакого энтузиазма подвиги Дюка, Джона Агара и Форреста Тернера, пробивающихся к вершине горы Сирубачи, у Джоя не вызвали, однако он снизошел до них, поставив условие, что они в семнадцатый раз возьмут «Скотный двор».
Ник жил на Дюпон-серкл, в квартирке с одной спальней, окна ее глядели на улицу, на которой за этот год произошло всего восемь ограблений, и только два из них со смертельным исходом. Большая часть его ста пятидесяти тысяч уходила на обслуживание закладной за дом, расположенный в нескольких милях отсюда, на Коннектикут-авеню, в тенистых окрестностях Кливленд-парка, – в нем жил Джой со своей матерью. Два раза в месяц Джой приезжал сюда, чтобы провести уик-энд с папочкой.
Отец с сыном сытно пообедали тройной пиццей с пепперони и домашним пирогом с мороженым. Домашний пирог с мороженым! И люди, набивая им животы, еще ухитряются волноваться насчет курения?