Личность увидела, что Бритт-Мари смотрит на футболку; она закрыла кассу, завязала пакет с содой и «Факсином» и подтолкнула его по прилавку к Бритт-Мари.
– Здесь не стыдно брать в кредит, Бритт-Мари. Может, стыдно там, откуда ты приехала, а в Борге – нет, – сказала она.
Бритт-Мари, не зная, куда девать глаза, взяла пакет. Личность глотнула водки и кивнула на желтую футболку на стене.
– Звезда тутошней команды. Прозвали Банком, потому что, когда Банк играл за Борг, это, как его? «Надежно, как в банке!» Давно уж. До финансового кризиса. Потом заболел. Тоже, знаешь, вроде кризиса. И все, нету его.
Личность кивнула на дверь: мяч лупил о доски.
– Папаша Банк тренировал нашу мелюзгу. Держал их в тонусе. Весь Борг в тонусе держал. Со всеми дружил! Но у Бога, знаешь, хреновая бухгалтерия. Раздает, гад, инфаркты кому положено и кому нет. Отец Банк помер месяц назад.
Деревянные стены заведения дрожали и скрипели. Один из мужчин с вечерними газетами и кофейными чашками подошел к прилавку и взял еще кофе. Добавка тут бесплатная, отметила Бритт-Мари.
– Его нашли на полу в этой, как ее? В кухне! – прибавила Личность.
– Прошу прощения?
Личность указала на желтую футболку. Пожала плечами.
– Папашу Банка, ну. На полу в кухне. Утром. Раз – и помер. – Она щелкнула пальцами. Бритт-Мари передернуло. Вдруг и ее обнаружат на кухонном полу? Бритт-Мари подумала про сердечный приступ Кента. Кент всегда был таким рентабельным! Бритт-Мари молчала, вцепившись в пакет с «Факсином» и содой. Личность даже встревожилась.
– Эй, это, тебе еще что-нибудь? У меня есть этот, как его? «Бейлис»! А хочешь – шоколадный ликер! Ну, типа копия, понимаешь, но если развести «О’бой» и водкой – то нормально! Если это… пить залпом!
Бритт-Мари резко помотала головой. И пошла к двери, но вспомнила про кухонный пол, осторожно обернулась, а потом, передумав, снова повернулась к двери.
Потому что всем стоило бы давно усвоить: Бритт-Мари не принимает спонтанных решений. «Спонтанный» – синоним «иррационального», это Бритт-Мари твердо знает, а назвать Бритт-Мари иррациональным человеком ни у кого язык не повернется. Так что ей пришлось нелегко. Бритт-Мари снова оглянулась, потом спохватилась и отвернулась – и, уже стоя лицом к двери, понизив голос, спросила как можно спонтаннее:
– А батончики сникерс у вас, случайно, не продаются?
В январе в Борге темнеет рано. Бритт-Мари вернулась в молодежный центр и теперь сидела в одиночестве на кухонной табуретке; входная дверь была открыта. Холод не мучил Бритт-Мари, ожидание – тоже. К ожиданию привыкаешь. У нее теперь достаточно времени, чтобы обдумать то, через что она сейчас проходит, – разновидность жизненного кризиса. Она про это читала. У людей то и дело случаются жизненные кризисы.
Крыса вошла в открытую дверь в двадцать минут седьмого. Села на пороге и в высшей степени настороженно осмотрела сникерс на тарелке, стоящей на полотенчике. Строго посмотрев на крысу, Бритт-Мари решительно сложила руки в замок.
– На будущее – мы ужинаем в шесть часов вечера. Как цивилизованные люди.
После некоторого размышления она добавила:
– И крысы.
Крыса смотрела на шоколадный батончик. Бритт-Мари сняла упаковку, положила шоколадку на середину тарелки, рядом – аккуратно сложенную салфетку. Бритт-Мари смотрела на крысу.
– Ах-ха. – Она откашлялась. – Мне не слишком хорошо даются беседы такого рода. Я недостаточно социализирована, как утверждает мой муж. Сам он невероятно социализирован, это все говорят. Он, знаете ли, предприниматель.
Крыса не ответила, и Бритт-Мари пояснила: