Я уже стал частью деловой биографии тех, кому я много лет говорил «кушать подано», потому что они помнили меня, пока были живы, хотя и считали бессмысленным существом наподобие проститутки Мадлен.

Так обычно относятся, например, к муравьям. Увидят какое-нибудь слабенькое, невзрачное создание неопределенного цвета, ползущее ниоткуда в никуда, и совершенно бездумно раздавят его пальцем. Потом даже руки не вымоют, настолько им безразлична никчемная жизнь этих крох. Только малые дети, душа которых еще не замутнена самовлюбленным осознанием своего человеческого величия, вдруг с замиранием сердечка упадут на животики рядом с ползущей молчаливой божьей тварью и изумятся тому, что, оказывается, есть на свете еще какой-то невидимый мир, в котором живут и страдают крошечные живые существа. Но дети быстро взрослеют, и вот их окрепшие пальцы уже давят все, что мельче их.

Итак, я начинаю ткать своего рода коврик. Нити его состоят из чужих воспоминаний и из моих впечатлений, а вот узелки скрыты на уродливой тыльной стороне.

Если кому-то вдруг покажется, что орнамент на коврике чем-то напоминает политическую карту мира, немедленно забудьте это. Все абсолютно случайно! Одни лишь ничего не значащие совпадения.

Но, главное, все же детали, потому что дьявол скрывается, как известно, исключительно в них. Ведь любая карта ценна именно деталями. Чем она подробнее, тем ценнее.

Мой первый рассказ о том, почему вдруг повесился на шнуре от гардин в своих безумно дорогих апартаментах один наш состоятельный клиент. Об Иване Голыше, огромном русском парне с бритым черепом, маленькими нервными глазками и со светлыми усиками под мясистым носом. Он не умел играть в свой русский бильярд, зато очень многое другое, что привело его к нам, делал блестяще.

Иван рассказывал мне, что родился он в семье обыкновенного шофера и портнихи маленькой провинциальной фабрички по пошиву рабочей одежды. Кроме него, то есть Ивана, была еще старшая сестра. Звали ее тоже очень по-русски – Надей. Я вообще-то имена и даты запоминаю плохо, но уж что помню, то помню. Тем более эта самая Надя потом сыграла в судьбе Ивана такую важную, даже роковую роль. Так что хочешь не хочешь, а имя запомнишь.

Папаша у Голышей был человеком обыкновенным для России – не в меру пьющим, не в меру молчуном, не в меру скандалистом, но и не в меру беспомощным. Думаю, он был очень завистливым и страшно страдал от безысходности своего полуживотного существования. Оттого и пил, и дурил, и лупил всех подряд, и молчал, как немой, даже когда требовалось сказать хоть словечко.

Многие принимают молчунов за умных. Они и сами так думают. На самом деле любое животное – молчун: из него ведь ни слова не выжмешь, хоть лопни! Если верить материалистам (я им сам не очень-то доверяю), то человек стал человеком, когда взялся за орудия труда. То есть не рвал все когтями и клыками, а приспособил для этого природные инструменты. Может, так оно и есть, а может, и нет. Все-таки, мне кажется, человек окончательно отошел от своего косматого предка, когда впервые смог выразить членораздельными звуками свою мысль. Потом слить эти звуки в слова, слова соединить в предложения, а дальше составить из предложений разумные и не очень речи, написать разные бумаги, сочинить законы, которые сам же мог нарушать. Именно – нарушать! Потому что зверь никогда законы природы, по которым существует он и все, что его окружает, нарушать не станет, ведь он их не сочиняет, а живет по ним. На это у него табу! А вот для человека никаких запретов нет.