– Прости, я идиот. Не подумал, что ты к водопаду рванешь, – Яна молчала, обняла согнутые колени под пледом и спрятала лицо. – Яна, ну, пожалуйста. Хочешь, палатку поставим? Ты голодная, наверно. Уехали, не позавтракали. А уже почти вечер. Сейчас я костер разведу. Катя нам сосисок дала домашних, она их сама делает. Знаешь, какие вкусные. Мы их пожарим. Да?

Толян засуетился, натаскал сухих веток, подготовил костровище. Настругал палочек, чтобы жарить на костре хлеб и сосиски. Чувствовал он себя скверно. Как ни крути, Яна ему слепо доверяла, а Толян ее подставил. Друг, называется. Тешил свои комплексы и страхи. Командовал. Некстати вспомнилось, как просился с отцом в дальний поход в тайгу. А отец отказал, мол, тайга и океан не те места, где нужен такой как Толян. Выходит, отец был прав.

Костер вспыхнул сразу, добавив уюта. Толян занялся палаткой, поглядывая на неподвижную Яну. Даже на палатку огорченная девчонка не среагировала. Так и сидела, уткнувшись носом в колени. Толян не выдержал, сгреб ее в охапку, прижался губами к виску. Вдохнул запах жасмина. Яна не пользовалась парфюмом и только что из воды, откуда запах. Да еще такой умопомрачительно нежный.

– Пахнешь обалденно. Что мне сделать, чтобы ты меня простила? Яна, не молчи. Говори, как хочешь, что хочешь, я не буду к тебе приставать. Не буду замечаний делать. Ты мне обещала станцевать. Помнишь? Может, сейчас? Когда совсем стемнеет, я ничего не увижу, – Толян отчаялся расшевелить Яну. Что еще сказать, чтобы она пришла в себя. Хотя бы голову подняла. – Дай сережку посмотреть, необычная она у тебя. Вроде родители тебе подарили. Да?

Яна не откликалась, сидела как неживая, и Толян предпринял последнюю попытку.

– Хочешь, поцелую тебя? Ты же хотела. Когда сюда шли.

– Да.

– Хочешь? – Толян не поверил своим ушам. Эта обидчивая глупышка всего лишь ждала, что ее поцелуют?

– Да.

– Иди ко мне, – Яна взглянула исподлобья, явно не веря в слова Толяна. Недоверие царапнуло, но сам виноват, теперь надо загладить. Яна чуть сдвинулась, подставила щеку. – Эй, красотка, мы не в детском саду, чтобы в щечки чмокаться. Губешки свои подставляй.

Толяна взбесило, что Яна изводила его своим молчанием, вместо того, что просто высказать свое желание. Спрашивал же, что ему сделать, как извиниться. Беситься, в общем, было глупо. Если бы Яна такое попросила, Толян бы наверняка струсил. Нашел бы с десяток отговорок. Друзья не целуются как влюбленные. А сейчас? Зачем сейчас Толян напросился? Чтобы что? Узнать, чем отличаются поцелуи с Яной и с другими девушками. Явно ничем.

Подставлять губы Яна не стала. Вскочила, отшвырнула плед в сторону. Подняла руки над головой. Замычала что-то, не размыкая губ, странную мелодию, похожую одновременно и на восточный танец, и на марш. Толян вытаращил глаза. Яна двигалась плавно, перетекая одного края поляны к другому. Это даже танцем сложно было назвать. Это была неведомая Толяну магия взаимодействия с пространством.

Как воздух занимает весь предоставленный объем, так Яна завладела поляной и всем, что было вокруг нее. Костром, елками, водопадом, Толяном, небом, заходящим солнцем. Она двигалась все быстрее, то отходя за языки пламени, то приближаясь совсем близко. Запах жасмина усилился. До Толяна вдруг дошло, что Яна танцует обнаженной. И он сам тоже сидит голый. После купания они так и не оделись.

Мысль пришла не вовремя. Теперь Толян мог думать только об этом. Они одни, голые и Яна танцует так, что пропали всякие сомнения: никому Толян не отдаст эту фантастическую девчонку. И переделывать ее больше не будет. Его Галатея не нуждается в шлифовке. А вот Толян не Пигмалион, явно не дотягивает до уровня творца. Чуть не сломал изящное, драгоценное творение.