Потом в один прекрасный день Гертруда ушла в политик у. Рихард толком не знал, какими дорогами она поднималась наверх так быстро, но примерно догадывался, с чего именно Гертруда начинала: она всегда была красивой. И такой же дьявольски умной. Поэтому Ланн уважал ее – ведь совсем нелегко проделать путь от домохозяйки до президента. А она проделала. Хоть и осталась в итоге на развалинах. Впрочем, на развалинах они теперь были вместе. Трое из четверых. Четвертая умерла.

И со студенческих времен они, встречаясь, всегда пили пиво и ели бутерброды с колбасой. Менялось время, менялись любовники Гертруды, прибавлялось седины в волосах Рихарда… но это оставалось всегда.

Вот и сейчас он сидел за столом, наблюдая за ножом в ее руках. И думал о том, что, наверно, он единственный человек в стране, кому Госпожа Президент специально нарезает колбасу такими толстыми ломтями. Гертруда Шённ улыбнулась:

– Как работа? Выматывает?

– Ничего, – он неопределенно пожал плечами и открыл две стоящие на столе бутылки пива. – Бывало хуже. А… твоя?

– Сам видишь, – голос звучал тускло и безнадежно. – Я на ней сдохну.

Она разложила горку бутербродов прямо на широкой деревянной доске и села напротив Рихарда. Он протянул руку и накрыл ее маленькое запястье ладонью:

– Нет, старушка. Не допущу.

Она рассмеялась, качая головой, и отпила пива. Со вздохом заглянула в горлышко бутылки, точно ожидая увидеть там возможное решение своих проблем, и медленно начала, подаваясь вперед:

– Рихард… Служба разведки мне кое-что сообщила…

– У тебя все еще есть служба разведки? – с невольным удивлением спросил Ланн.

Она откусила сразу половину бутерброда, некоторое время жевала, осуждающе глядя на комиссара, и наконец гордо произнесла:

– У каждого президента есть служба разведки. Так вот… Наши западные друзья засылают к нам шпиона. Точнее, собираются. В ближайшее время. Псевдоним – Красная Гроза.

– Красная, говоришь? – заинтересованный Рихард даже отставил бутылку. – В таком случае ты уверена, что друзья западные?

– Более чем. Но ты верно угадал, наш гость из бывших.

– И ты желаешь, чтобы я отследил его появление и застрелил раньше, чем он что-то разнюхает? Для этого у тебя есть служба…

– Нет, Рихард… – она усмехнулась. – Я хочу, чтобы этот человек попробовал сделать именно то, для чего его и отправляют. Попался мне. Я хочу приручить его.

– Дальновидно, – Рихард, немного успокоившись, одобрительно улыбнулся: – Свой чужой шпион никогда не помешает. А когда ожидается гость?

– Пока не знаю. Скоро. Но пока забудь о нем, – она отодвинула доску и, положив руки на стол, опустила на них голову: – Как же у тебя одиноко, Рихард… Как ты тут живешь? Заведи себе кого-нибудь. Девушку… – на лице появилась хитрая улыбка, – или хоть собаку.

– Не надо, – коротко сказал Ланн.

На секунду изящные брови удивленно приподнялись. Потом Госпожа Президент снова улыбнулась и вздохнула:

– А ты не меняешься. Мой большой злой волк.

Она отошла к окну. И только тогда, обернувшись через плечо, спросила:

– Как там Карл? Ты не жалеешь, что он теперь твой помощник? Не обижаешь?

Рихард потянулся за сигаретами. Ответить ему было нечего. Гертруда Шённ по-прежнему наблюдала за ним. Потом вернулась к столу, наклонилась, почти вплотную приблизив губы к его лицу, и прошептала:

– Я люблю тебя, Рихард. Очень. Но если я узнаю, что…

– О чем ты?

Она выпрямилась, не сводя с комиссара взгляда:

– О том, что людей не спасают из огня, чтобы потом издеваться над ними. А я очень хорошо знаю, как ты умеешь последнее. Ричи, не забывай, к этому человеку у меня особое отношение. Ты ведь помнишь, кем был его отец. Так вот, если с герром Ларкрайтом что-то случится по твоей вине… или по чьей-либо еще, а ты не помешаешь… я убью тебя. Припомню все мелкие нарушения устава, которые ты допускал, и их будет достаточно для расстрела. После этого я продолжу тебя любить, но тебе уже будет все равно.