— То есть вы отдадите мне картину, только если я отработаю эти миллионы, так? Не люблю, когда ходят вокруг да около.

Эйзенхауэр холодно улыбнулся.

— Зачем же так грубо? Подумайте вот о чем, мисс Стоун. Эта женщина, у которой вы брали интервью, так называемая, Клио. Она не пойдет в суд, чтобы доказать, что все сказанное ею является правдой. Я же, как агент Роберта Маккамона, в полной мере волен подать на ваше издательство в суд за клевету. «Белая акула» не могла не знать этого.

— Но вы сказали, что понятия не имеете, чем Маккамон занимается в мастерской с музами.

— Мне и не нужно это знать. У меня есть адвокаты и контракт, в котором каждый пункт тщательно выверен для того, чтобы обезопасить моего клиента. Вам стоило убедить своего редактора, что лучше выпустить вашу статью, а не идти на поводу у громких сенсаций. Такой опытный журналист, как Элеонора не могла не знать, чем это чревато, когда выпускала интервью с вашим именем под ним. Мой иск в суде будет равен стоимости этой картины. И я уверен, что дело мы выиграем. А на кого после спустит всех собак ваш редактор, сами догадаетесь?

Я молчала.

— И когда после вашего поражения, я снова предложу вам стать музой в обмен на то, что я откажусь от своих претензий, как думаете, каким станет ваше решение, мисс Стоун?

— Эта картина моя, вы сказали? Тогда я продам ее какому-нибудь частному коллекционеру и выплачу вам каждый цент.

— Сейчас картина, как и вся коллекция, — временная в собственности художественной галереи. Вашей она станет только после завершения тура по Штатам. А мои адвокаты работают быстро, и повестка в суд может прийти уже завтра. Решайте, мисс Стоун. И давайте сэкономим время, которое мы потратим на судебные издержки.

Стать безработной или заполучить многомиллионный штраф — все такое вкусное, что же выбрать? 

В то, что Элеонора подключит адвокатов издательства, не верю. Эйзенхауэр прав, она обезопасила себя, опубликовав то интервью под моим именем, а не своим или другого журналиста. Может быть, она нашла Клио даже раньше, чем отослала меня к Маккамону. Ей нужно было, чтобы я провалилась, а после она бы выручила меня, сделав одолжение.

Теперь я всюду была должна. И Элеоноре, и Эйзенхауэру. Одной эксклюзивный репортаж из мастерской за семью печатями, а второму несколько картин оптом за несколько миллионов долларов.

Хм. Чтобы сохранить работу и получить повышение, мне нужно попасть в мастерскую. А если я соглашусь с условиями Эйзенхауэра, то попаду в мастерскую без каких-либо ухищрений. Продамся гению. Стану его музой. Позволю ему вытворять со своим телом, что угодно, лишь бы он создавал бессмертные шедевры на радость ценителям искусства.

Я посмотрела на этого слепого человека, лишенного сердца. Почувствовав мой взгляд, он указал кончиком трости в конец галереи и сказал:

— Решились? Тогда следуйте за мной, мисс Стоун. Много времени у нас это не займет, вы ведь уже изучили пункты контракта, не так ли?

Прежде, чем отправилась следом за ним, я в последний раз покосилась на полотно на стене. Хорошая же картина, но почему такой ценой? Разве стоят шедевры того, чтобы вытирать ноги об других?

8. Глава 8. На сорок втором этаже...

Было уже около десяти ночи, когда лифт выпустил нас с Эйзенхауэром вышли на злосчастном сорок втором этаже. За окном сгущалась ночь.

Эйзенхауэр нажал на дверной звонок. Двери не открылись.

— Похоже, никого нет дома, — хихикнула я.

— Последний бокал шампанского явно был лишним, мисс Стоун, — проворчал Эйзенхауэр.

— А что поделать? — Развела я руками. — Вы же отказали мне в шоколадном мороженом. Пришлось довольствоваться тем, что было.