Познай же горечь всю ее и сласть.
Но помнить ежечасно должен ты
Про право старшенства твоей сестры.
Сельвине трон освободить тебе придется
Лишь мужа обретет она. Тогда
Народом править будет он. К тебе вернутся
И трон, и власть с кончиною его, спустя года.
Сельвине выбора я не диктую –
Принцесса рассудительна, умна, –
Но в выборе своем должна
Учесть напутствия мои. Я указую –
Высший мне простит! –
Немного тех нехитрых правил,
Что ниже чуть я ей оставил,
Которых ей держаться надлежит.
Жених быть должен в сил расцвете
И за свои поступки быть в ответе
И перед всеми и перед собой –
Тебе потребен лишь такой.
Пусть не напорист будет, не спесив,
И обаятелен, хоть пусть и некрасив
Тебе придется он по нраву
Когда стяжать не будет славу.
Пусть телом будет он подвижен,
Силен пусть будет он и скор,
А не болезнью обездвижен,
Что жизни вечный приговор.
И то значение имеет:
Любовь ничто – и в этом суть!
Незрячий больше не прозреет,
Недвижный не сберется в путь!
Силен в искусстве слова, танце
Он должен быть, чтоб нравиться тебе,
Коль будет пусто в голове,
То вечным будет он паяцем.
Начитан должен быть и гениален,
Пресыщен знаньями и гордостью за них:
Не должен быть он тривиален –
В том нет сомнений никаких.
Все – пыль и прах. Любовь – она
Главенствует над этим миром.
Ты полюбить его должна
И в этом истина, Сельвина!
Но мало лишь твоей любви.
Своим его ты назови,
Когда взаимностью ответит.
И будешь ты счастливейшей на свете.
И лишь тогда на трон взойдешь,
Как счастье в муже обретешь!
Вот мой наказ вам, сын и дочь.
Исполните его точь-в-точь!
И помните, что вы едины,
Как два мазка одной картины».
Голос Короля смолк. Изображение его головы еще некоторое время пребывало над троном, потом медленно растворилось в воздухе. Но еще целую минуту никто не двигался с места, с почтением глядя на то место, откуда только что голосом бывшего правителя вещала голограмма.
Консоль щелкнула. Из щели показался краешек кварцевой пластины с черной полоской. Первый Советник осторожно извлек пластину из щели и воздел ее над головой:
– Такова воля Его Величества, покойного Короля Вельта!
Он опустил руку, засунул непослушными от волнения пальцами пластину обратно в конверт и неспешно спустился с возвышения.
– Вот так! – довольно хмыкнул Корх. Он гордо вскинул подбородок, обводя надменным взглядом собравшихся в зале.
– Поздравляю, брат, – нехотя сказала Сельвина и через силу добавила: – Теперь вы Король.
Она присела в реверансе, вновь выпрямилась и стремительно, шурша подолом платья, покинула зал.
Корх приблизился к Годме.
– Благодарю вас, Первый советник! – панибратски хлопнул он старика по плечу. – Сегодня вы принесли хорошую весть.
– Рад услужить Вашему Высочеству, – холодно отозвался Годма. – Извините, мне нужно идти.
– Да-да, конечно. На какой день назначена коронация?
– Согласно Правил, на третий день. Вы знаете это не хуже меня, принц. Прошу меня простить, мне нужно заняться организацией вашей коронации.
Годма поклонился и, чуть сутулясь, скрылся в боковом проходе. Двери за ним закрылись.
В тронном зале все нарастал шум. Некоторые устремились к накрытым столам, где при их приближении оживились угодливые лакеи. Другие, осознав спустя лишь время содержание завещания, бурно обсуждали сказанное Королем – кто хмуро, а кто и с изрядной долей презрения взирая на принца Корха. Третьи же – бездарности и прихлебатели – спешили, толкая друг друга, первыми засвидетельствовать свое почтение новому Королю.
Корх с величественной миной благосклонно принимал расточаемые лесть и расшаркивания, перекатывая во рту, словно медово-мятные конфеты, всего два слова: «Я Король! Я… Король…»