– Думаю, да, – подтвердил Уильям, никогда не бывавший в «Верхе роскоши».

– Вот и ошибаетесь. Финтифлюшки да заковыристые названия – на вид, не спорю, красиво, но пользы ни на грош. Я там, даже если мне приплатят, есть не стану, увольте. Мне подайте два чайных кекса – да не эти их худосочные недоразумения, а два настоящих домашних чайных кекса, со свежим маслом, и чайник правильно заваренного чая, на крутом кипятке, чайник не забудьте ополоснуть как следует. Вот и вся недолга, а радости куда больше, чем от любого блюда, что подают в «Верхе роскоши». А почему? Потому что продукты правильные.

Уильям хотел полюбопытствовать у этого поборника простой полезной еды, как же он заработал все свои неполадки с «нутром», но не осмелился. Мучнистое, лоснящееся, покрытое испариной круглое лицо мистера Рамсботтома плохо вязалось с представлениями о здоровье. Да и в целом он не сразу располагал к себе – Уильяма уже утомила его громогласная властная манера. Однако чем-то он все же подкупал, заражая неиссякаемым жизнелюбием. Видно было, что он далеко не глуп, несмотря на некоторую непоследовательность в словах и поступках. Помимо еды и продуктов он неплохо разбирался и в других областях – например, со знанием дела рассуждал о производстве солода, чем немало поразил Уильяма. Но самое главное, этот словоохотливый бизнесмен был настоящим кладезем – нет, фонтаном, извергающимся вулканом – жизненной энергии. В глазах за легкими очками без оправы светился искренний интерес к миру.

Уильям, как и многие сдержанные, застенчивые и чистосердечные люди, инстинктивно отгораживался от подобных напористых, все собой заполняющих личностей. Он понимал, что устанет от этих сияющих глаз и лиц, захлебнется в этом потоке доброты, и все же, несмотря на инстинктивное отторжение, не мог не симпатизировать мистеру Рамсботтому. Кроме того, он был другом – по крайней мере добрым приятелем – коммандера. Необычную они составляли пару: худощавый, чисто, хоть и бедно одетый, тихий коммандер с синими глазами-льдинками, закаленный суровой морской службой, и домосед Рамсботтом, такой внушительный, раскованный, громогласный, общительный и беспардонный. Не верится, что эти двое готовы отправиться в путешествие вместе. И готовы ли? И готов ли Уильям взять их в компанию? Он предпочел сперва закончить обед и только потом искать ответы на эти вопросы.

– Кофе пьем в курительной, – объявил мистер Рамсботтом. – Хотя зачем я туда хожу, не знаю, я ведь не курю. Не курю, нет. Никогда не пробовал и сейчас начинать не намерен. Убивает весь вкус, мистер Дерсли, просто начисто отбивает. Правда, все остальные пороки у меня в полном комплекте, не беспокойтесь. Ну, пойдемте. Вы ведь точно хотите перекурить, а у меня найдется парочка недурственных сигар.

Они проследовали в соседнюю комнату и устроились в укромном углу. Уильяма не отпускало чувство, будто он знает обоих своих спутников уже не первый год. Лица, облик, манера речи – все казалось давно знакомым, хотя одного из этих людей он впервые увидел только вчера утром, а второго – часа полтора назад. Они без всякого труда заняли какую-то нишу в его сознании, которая словно дожидалась их годами. Уильям даже попробовал вспомнить, не снились ли они ему, так сильно было ощущение давнего знакомства. Верят ведь некоторые, что в зыбком тумане снов можно мельком разглядеть будущее. Что, если он уже много раз беседовал с коммандером и слушал мистера Рамсботтома? А остров? Такая ли это новость для него? Неужто ни разу не маячил перед ним этот остров – не как узнаваемый географический объект, конечно, а просто как смутная тень с бухтой, в которой бьется прибой? Что, если они втроем уже побывали там? И сейчас он лишь повторяет, медленно и обстоятельно, путешествие, уже состоявшееся где-то в другой зыбкой реальности между скучными поездками на солодильню… Нет, чепуха. Он пристально посмотрел на своих спутников и еще раз твердо сказал себе: «Чепуха!» Однако перед глазами вдруг встала картина, от которой его позвоночник натянулся и задрожал, как струна, задетая огромной призрачной рукой: они трое сидят на какой-то иззубренной раскаленной скале, что-то с жаром обсуждая. Это уже где-то произошло, и теперь всего лишь вспоминается. Вот откуда ощущение давнего знакомства и мгновенная симпатия! Скалу он ощущал так отчетливо, что готов был клясться на ней как на Библии. Призрачная рука снова дернула струну, кости Уильяма превратились в тающий воск, кровь застыла в жилах, он замер на мгновение в потустороннем мире, где время тасовало кисейные завесы и расползающиеся на глазах картины.