– Герцогу не стоило распространяться об этом, – скривился Конде. – Однако раз уж вы здесь, скажу прямо – да. Но и что с того?

– Моя любимая матушка – урожденная графиня де Марбеф. Шарлин де Марбеф.

– Весьма приято об этом узнать, но вы не ответили на вопрос.

Я выжидательно поглядел на собеседника, выдерживая паузу.

– Что из этого следует? – повторил тот.

– Она младшая сестра покойного губернатора Корсики – маркиза де Марбефа, настоящего отца Наполеона, а также некоторых его братьев и сестер.

– То есть, по сути, вы – двоюродный брат генерала Бонапарта?

– Так и есть.

– У вас есть подтверждения этому факту?

– Да, у меня сохранилось письмо дяди к моей дорогой матушке. В нем он просит принять в замке госпожу Летицию Бонапарт и помочь ей разрешиться от бремени.

– Но ведь Наполеон был рожден в Аяччо, на Корсике.

– На этот счет имеется другое письмо дяди Луи, где он в подробностях описывает, как местный кюре не хотел крестить привезенного в Аяччо младенца, названного матерью Наполеоном, и как ему пришлось лично вмешаться, чтобы сломить упорство преподобного отца.

– Вы полагаете, Наполеон знает об этом?

– Несомненно. Госпожа Летиция не слишком скрывала отношения с моим дядей, а Шарль Бонапарт, который сам был не дурак по женской части, охотно закрывал глаза на шалости жены в обмен на расположение и финансовую поддержку могущественного вельможи. Впрочем, поглядите на любой портрет этого корсиканца. Мало найдется южан с серыми глазами. Во всяком случае, и покойный месье Шарль Бонапарт, и госпожа Летиция черноглазы. В отличие от моего дорогого родственника, который, полагаю, вы помните, был невысокого роста, коренаст и имел такие же серые глаза, как у генерала Бонапарта и, к слову сказать, у его собственного законного сына.

На лице принца Конде появилась гримаса задумчивости, смешанная с плохо скрытым торжеством.

– Стало быть, он бастард… Ну, по сути, это ерунда. Помнится, Орлеанский бастард, граф Дюнуа, немало потрудился, чтобы возвести на трон Карла VII в годы Столетней войны. Отчего же теперь бастарду де Марбефа не возвести на трон короля? – Он подошел ко мне и протянул руку. – Как доносят наши люди из Франции, несмотря на свои бретонские корни, Наполеон унаследовал корсиканское отношение к родне. Он боготворит матушку и любит братьев и сестер, прощает им любые выходки, подчас не самого благородного свойства. Так что, друг мой, есть шанс, что удастся заставить генерала выслушать вас и склонить к союзу… – На суровом лице военачальника появилось то выражение скрытого ликования, какое бывает у полководца на поле боя, когда видишь, что враг через минуту угодит в расставленную для него западню. – Если понадобится, можете обещать ему золото, титул герцога, меч коннетабля[6], да буквально все, кроме, пожалуй, короны. – Принц улыбнулся собственной шутке, и я с трудом скрыл тяжелый вздох. – Что ж, дерзайте! Вы получите документы, мундир и деньги, которые позволят добраться до Парижа. Я также передам вам пароли и адреса верных людей, оставшихся в столице. А дальше – не только все мы, не только наследник престола, но вся Франция ждет от вас подвига!

Я поклонился, изображая готовность совершить невозможное и положить королевский венец к ногам законного монарха.

«Ждет подвига? – пронеслось у меня в голове. – Она, кажется, дождется…»

Лис ожидал меня на крыльце, безмятежно травя анекдоты с адъютантами штаба Конде. Судя по всему, они уже считали этого долговязого остряка с насмешливыми зелеными глазами и переносицей, имевшей, в силу жизненных передряг, форму латинской буквы s, старым приятелем, едва ли не соседом из прежней, французской жизни.