«Да, поддержку нужна. Но другого рода», – вдруг понял капитан.

И искаженное гримасой лицо вдруг разгладилось.

На нем даже появилась едва заметная ухмылка.

«Да-а, и как я об этом раньше-то не подумал?!» – сообразил капитан.

А потом набрал нужный номер.

***

– Маша, пожалуйста, это же я!

Широко открытые глаза.

Но не дочки, а твари из колодца.

Красные.

А еще в них плавали змеи – желтые и черные. Они извивались, кусали друг друга за хвосты, шипели.

Зрелище было настолько страшным, что я попятилась назад.

Грохнулась на пол.

– Маша-а! – прошептала я.

Девочка не отвечала.

Только смотрела на меня все тем же взглядом.

Пробирающим до костей.

– Маша-а, пожалуйста, вернись! Это же я, твоя мама.. это я… – простонала я.

И заплакала.

Глаза девочки вновь стали прежними.

Дочка огляделась вокруг, будто только увидела, что оказалась в палатке.

– Машенька-а, ты вернулась?! – я протянула руки к девочке.

Но Маша смотрела не на меня.

За спину.

Тяжелая рука легла на плечо.

– Нехорошо себя ведешь, очень нехорошо! – сказал отец. – Разве приличная дочь станет устраивать такой хаос… пожар вот еще…

– И что теперь, застрелишь меня?! – процедила я.

Уже пожалела, что потеряла по пути бритву. Сейчас бы с радостью полоснула мудака по горлу.

– Нет, – ответил горе-папаша.

Сел рядом со мной.

Прямо на пол.

– Мне кажется, нам стоит поговорить, – сказал отец.

– Поговорить?! О чем?

– Обо всем.

– Для начала ты расскажешь мне, что ты сделал с Машей.

– С Машей?! А что с ней?!

– Ой, только не надо делать вид, что ты не знаешь. Что ты не причем.... Сначала ты нас сюда привозишь силой, потом запихиваешь меня в камеру с зараженным, а потом я застаю дочь в компании с телевизором, которые ее зомбирует…

– Телевизором?! Ты про этот? – отец пнул остатки «плазмы». – Так он же не работает. У нас, конечно, есть электричество. Пока в городе его не отрубили… на удивление. Но эта «плазма», она и раньше была нерабочая. Сломана. Мы пробовали ее подключать – «питание» горит, а экран не работает. Плюнул. Хотел использовать вместо доски. Маркером или мелом чертить.

– «Чертить»?! – до меня едва доходил тот бред, что отец пытался мне втирать.

– Ну да. Схемы продвижения групп, отхода и так далее… Типа классной доски в школе, помнишь ведь их?!

Я закрыла лицо руками – неужели он настолько не прошибаем?!

Даже убивать его расхотелось – дебил, он и есть дебил!

– Где Катя?

– Она… – отец помедлил. – Давай не здесь. Пойдем, прогуляемся.

– Нет, я Машу одну теперь ни за что не оставлю.

– Придется. У нас есть дело, которое придется сделать вместе. Если ты, конечно, хочешь увидеть вну… то есть дочку, живой

Я поднял голову.

– Ты же сказал, что все уладишь. Что, снова обосрался?

Отец проигнорировал последнее замечание.

– Обстоятельства изменились. Нам надо будет подняться на поверхность, сделать кое-что. Вместе.

– Что именно?

– Расскажу по дороге.

– Нет уж, больше я в твои игры не играю.

Я встала и подошла к девочке.

Обняла.

Маша дорожала всем телом.

Но жара не было. Наоборот, девочка была холодной, как лед.

«Как теперь ее оставлю?!»

– Нет. – Ответила я.

– Это в твоих же интересах.

– Это почему еще?

– Только так мы сможем вернуть Катю живой, – отец сделал акцент на последнем слове. Специально, чтобы стало понятно: мне придется пойти с ним.

– Да чтоб тебя! – простонала я.

***

Света наблюдала за разговором отца и дочери со стороны.

Но при этом не могла отделаться от мерзкого ощущения в душе – будто ее предали.

«Она просто дочь ему. И все!» – пыталась успокоить себя девушка.

Но вот это «и все» было особенно мерзким. Если их отношения потеплеют, то все ее надежды быть и дальше «правой рукой» хозяина лагеря пойдут прахом.