Алан смотрит на меня странным взглядом, затем что-то достает из кармана. Я хмыкаю, но тут же прикусываю губу. В его руках обычный, самый простой кнопочный телефон. Я, блин, точно не попала в прошлое?

Некоторое время мы молчим. Алан крутит в руке мобильник, чего-то выжидает. Я пытаюсь разумно мыслить, но, черт бы побрал, как все сложно. По сути, мне ничего не остается, как полностью ему довериться и рассказать о себе как есть. 

– На психотерапевта ты не похож. – Подтягиваю к груди одеяло, словно защищаюсь, точнее, пытаюсь укрыться от предстоящего разговора. Не люблю говорить о семье с интимными подробностями, но это необходимо, чтобы понять, кому я перешла дорогу. 

– Тебе ничего не остается, как довериться мне. Я не хочу, чтобы в следующий раз, когда мы вновь поедем в город, кто-то пострадал. – Спокойный голос Алана действует на меня волшебным образом, я решаюсь рассказать о себе. Может быть, за этим разговором пойму, кто затеял опасную игру. 

– Я третий ребенок Кончаловских, Константина Романовича и Ольги Васильевны. Нежеланный ребенок. За всю свою жизнь я ни разу не чувствовала со стороны родителей любви, скорее, я для них была раздражителем. Меня постоянно одергивали, ругали, читали нотации. Чтобы я ни сделала, все у них вызывало недовольство. Братья тоже особой любви ко мне не проявляли, за их косяки в детстве всегда отвечала я. Единственный человек, которому было не все равно, что у меня на душе, была бабушка…

Голос предательски ломается, на глазах появляются слезы. Поспешно их вытираю, потому что не люблю при свидетелях плакать. Заставляю себя улыбнуться, Алан в ответ не улыбается. Взгляд его задумчиво блуждает по моему лицу. 

– Я все делала, чтобы бабушка мной гордилась. Даже в мед поступила ради нее, она хотела видеть меня с медицинским образованием. У нее косметическая фирма, довольно успешная, набирает на рынке в своем сегменте обороты, потому что бабушка создала крутую команду, заинтересованную работать не только на результат, но и ловить кайф от самого процесса. Она всегда мне говорила, что после нее руководить фирмой буду я. 

– Что случилось с твоей бабушкой? 

– Она умерла от рака, о нем никто не знал. – Предательские слезы все же катятся по щекам. – Если бы я знала о болезни, я бы… я бы… – Прячу лицо в ладонях. Если бы я знала, что бабушка больна, я была все время с ней, не отходила бы от нее ни на шаг. 

Меня обнимают. Упираюсь ладонями в грудь Алана, он упрямо притягивает меня к себе. Громко всхлипываю, сильнее зажмуриваю глаза. Не хочу жалости, и когда меня гладят по волосам, прижимают голову к плечу, меня прорывает. Я оплакиваю не только утрату бабушки, люди имеют свойство уходить. Я оплакиваю ощущение семьи, которое она мне давала, которое с ее смертью навсегда для меня потеряно. Бабушка старалась меня согреть от холода со стороны родителей. По сути, именно она единственная всегда ко мне относилась как любящий человек.  

– А есть ли смысл возвращаться... Ведь никому по сути нет до меня дела, проще остаться в горах навсегда, – шепчу, уткнувшись в шею Алана, он все так же продолжает гладить меня по голове. Тоска по близкому человеку душит меня. Слишком мало времени прошло после смерти бабушки, я еще не научилась жить с мыслью, что ее больше нет. 

– Не говори глупости, уверен, твоя бабушка не одобрила бы такое решение. Соберись, и здраво давай подумаем, кому выгодно твое исчезновение или смерть.

Когда я отстраняюсь, в этот раз Алан меня не пытается удержать. Протягивает руку и заботливым жестом стирает лишнюю влагу с моих щек. Ничего не значащий жест для него заставляет мое сердце сжаться. Ведь проще простого очароваться человеком, который о тебе заботится, защищает. Еще приплюсовать к этому влечение, шанс остаться с разбитым сердцем очень высок. А я и так разбита, как корыто у пушкинской жадной бабки.