Больницы вызывают дрожь, стоит только просто подумать. Когда с нами был Аяз, мне порой казалось, что больничный запах пропитал не только мою одежду, но и всего меня с ног до головы. Я чувствовал этот запах на своей коже, на своих волосах. Даже после смерти сына мне все еще мерещились во снах белые стены, люди в халатах, монотонный писк аппаратов.

На крыльце больницы меня встречает директор. Она явно на стрессе. С бледным лицом, трясущимися губами, перепуганным взглядом заглядывает меня в глаза и пытается как-то коряво объясниться. Я совершенно ее не слушаю. В больничном коридоре меня ждет врач. Мы с ним скрываемся в кабинете. И пока он медицинским языком рассказывает мне о состоянии дочери, я пытаюсь дозвониться до Лейлы. Абонент не абонент.

Несмотря на долгую речь доктора, состояние Инары не вызывает опасений. Мне сообщают, что утром могут выписать и отпустить домой. Я соглашаюсь, сообщая, что ночь проведу рядом с дочкой в палате. Палату, конечно, Инаре выделили для особых пациентов. До Лейлы по-прежнему невозможно дозвониться.

Медсестра отводит меня в палату. Сначала на меня нападает некий ступор. Я с трудом заставляю себя двигаться. Как только остаюсь один со спящей дочкой, падаю в кресло. Развязываю галстук и расстегиваю несколько пуговиц на рубашке. Пытаюсь дышать глубоко, прийти в себя. В свое время Лейла советовала мне посетить психолога и поговорить об Аязе, его смерти. Естественно, никуда и ни к кому я не ходил. Все мои переживания, страхи остались при мне.

Разглядываю Инару. Пересаживаюсь с кресла на стул, двигаю его к кровати, беру ее худенькую ручку в свою ладонь. Моя маленькая принцесса. Я не идеальный отец, не умею проявлять чувства. Надеюсь, что дочь придет ко мне в трудную минуту и найдет в моем лице поддержку. Я хочу быть для нее той скалой, которая при любой погоде останется собой.

К ночи Инара приходит в себя. Начинает плакать, но, увидев меня, успокаивается. Я даю ей воду, смачиваю полотенце и вытираю ее лицо, шею, ручки. Кровать настолько огромная, а Инара такая маленькая в ней, что ложусь рядом и обнимаю, прижав к себе. Через несколько минут она засыпает, уткнувшись в меня как котенок. Вместе с ней засыпаю и я. До Лейлы по-прежнему невозможно дозвониться.

Утром меня будят. Сонно потираю глаза, фокусируясь на том, кто меня слегка трясет за плечо. Кто осмелился? Это оказывается медсестра. Я вспоминаю, что нахожусь в больнице. Рядом со мной сладко спит Инара, словно не ей было плохо вечером.

Мне сообщают, что нужно померить температуру, зачем-то сдать кровь. Дочь отказывается просыпаться. Приходится зажимать ей руку, мерить температуру, а потом держать ее целиком, пока берут кровь из вены. Инара громко кричит, пытается вывернуться, но я оказываюсь сильнее. Когда все манипуляции заканчиваются, сгребаю ее в охапку, прижимаю к груди и успокаиваю. Постепенно она успокаивается и засыпает.

Беру мобильный телефон. Хмурюсь, обнаружив ни одного звонка от Лейлы. Несмотря на ранний час, звоню тестю. Он должен быть в курсе, где находится его дочь. Но меня ждет разочарование. Родители Лейлы не в курсе, где она. Руф так же без понятия, где его любимая сестра. Он начинает озвучивать идиотские предположения, начиная от того, что ее похитили, до разряженного телефона.

Думать о том, где носит Лейлу некогда. Приходится переключиться на работу. Пишу на почту секретарю указания по поводу сегодняшнего дня. Прошу ее отменить встречи, перенести их на другие дни. Разослать всем начальникам разных подразделений план на сегодняшний день. Планерку естественно никто сегодня проводить не будет. Справившись с этими задачами, я набираю знакомого полицейского и прошу пробить по базам машину Лейлу. Может она действительно попала в беду, поэтому не отвечает. Но через час мне сообщают, что ничего с машиной за ночь не произошло.