Вдохнув, смотрю на заметенный тротуар, а потом опять на девчонку.

Улыбаясь, отводит глаза и стряхивает с куртки снег.

На раскрасневшемся лице ноль косметики. Ну, или я ее не вижу. Единственное, что бросается в глаза — неправдоподобно длинные ресницы в уголках глаз. Настолько длинные, чтобы было ясно — они не совсем настоящие и какие-то мультяшные. Выглядит… мило. И наивно.

Лет десять назад я бы эту Любу сожрал вместе с этими сапогами. Наверное, даже пяти минут не думал бы, ну а сейчас все в жизни подчиняется логике. Даже женитьба на Яне, несмотря на всю свою тупость, имела очень прочные основания — связи. Единственное, что я недооценил — полнейший разброд и легкость мыслей в голове своей бывшей жены.

На моем лице снова задерживается затаенный взгляд, но очень быстро убегает, когда перехватываю его своим. Это бегство в очередной раз напоминает о том, с кем имею дело.

Тряхнув головой, киваю себе за спину:

— Такие дела, Люба, дорога скользкая, так что, извини.

— А-а-а? — делает губы маленькой буквой «О».

Захлопнув дверь, приседаю и забрасываю ее себе на плечо.

— Ай! — с писком вытягивает ноги вдоль моего корпуса.

Ладонями удерживаю под коленями. Ее сумка скатывается на локоть.

Девчонка копошится, устраиваясь удобнее и что-то бормоча за моей спиной.

Чтобы не свалиться, смотрю под ноги.

Проходящий мимо мужик спрашивает: «Где хирургический корпус?». Отвечаю, что не имею понятия. У травматологии наряженная гирляндами елка. Войдя внутрь, оглядываюсь и опускаю свою ношу на подоконник. Окно украшено бумажными оленями, прямо как в старые добрые времена.

— Молодые люди, — слышу тут же. — Вы не у себя дома!

Обернувшись, вижу женщину в халате.

— Я постою, — скатывается Люба с подоконника.

— Места для посетителей, где у вас? — возвращаю ее на место. — Вы травматология или что?

— А это не ко мне вопрос, молодой человек, — лает она. — Дома на окнах сидеть будете.

— Я постою…

— Сиди, — заталкиваю Любу поглубже и кладу на колени сумку. — Я щас вернусь.

— Она меня сожрет, — понижает голос, выглядывая из-за моего плеча. Подняв на меня глаза, добавляет. — С потрохами.

Секунду торможу, рассматривая веснушки на бледном маленьком носу. От притока крови губы у нее раскраснелись.

Втягиваю носом воздух.

Если бы можно было попользоваться ее ртом без каких-либо последствий, я бы так и сделал. Ситуация усугубляется тем, что сама она смотрит на мой.

Проведя по лицу рукой, смотрю на коридор и предлагаю:

— Скажи, что у тебя нога сломана.

— Ну, да… — бормочет, отвернувшись. — В трех местах…

— Как вариант, — бормочу, отталкиваясь от окна.

Стянув с головы капюшон, сворачиваю в коридор.

5. Глава 5. Романов

Стоя на стремянке, мужик в рабочем комбинезоне вкручивает новую энергосберегающую лампочку в патрон. Старая лампочка перегорела, видимо, офигев оттого, что кофейный автомат все же выдал мне сдачу, ну или оттого, что у кого-то нашлись в кармане живые деньги для покупки этого говна.

Сделав глоток из картонного стакана, морщусь и смотрю на приоткрытую дверь с табличкой «Смотровая 1». Табличка обмотана мишурой, на дверь канцелярской кнопкой ввинчен еловый венок.

— ФИО? — приглушенный голос парня-терапевта.

— Стрельцова Любовь Константиновна.

Стрельцова, значит.

Развернувшись, шаркаю по полу кроссами, отпихивая носком чьи-то использованные бахилы.

— Полных лет?

Остановившись, смотрю на дверь.

— Девятнадцать…

Запрокинув голову, тихо смеюсь в потолок и давлю пальцами на веки.

Мрак.

Качая головой, вытряхиваю оттуда все дерьмо, которое крутилось в ней последние пятнадцать минут. О том, что я отбитый на всю голову, но раз уж у меня судьба такая, почему бы нам с маленькой Любой не поесть мороженого?