– Прошу, – подошедшая с графином официантка разлила медовуху по стаканам. Выставила на стол блюдо с закусками.

– С днём рождения, – я приподняла стакан. – За то, чтобы у тебя всё сложилось в России.

– Спасибо, – он дотронулся до моего своим. – Уверен, так оно и будет.

Я качнула головой. Медовуха была сладкая, хмельная, вечер спокойный. Ещё по пути сюда я позвонила воспитательнице и предупредила, что задержусь. Само собой, проблем это не вызвало: жене мэра позволительны любые капризы.

И какая разница, что женой я ему была только по всплывшим пять лет спустя документам?

***

Внедорожник Егора остался возле трактира. После медовухи за руль он не сел, чем добавил себе плюсик в число отмеченных мной достоинств. На предложение поехать к нему я ответила категоричным отказом.

– У меня сын, – эта отговорка всегда действовала безотказно. – Вызови мне такси.

Егор не настаивал. Всё понял, и это вызвало у меня неловкость, которой не было на протяжении всего вечера. Перед тем, как посадить в машину, он придержал меня за локоть.

– Я заеду за тобой на днях, – выговорил он жёстко.

– Егор, я…

– Я заеду за тобой на днях, – повторил он, глядя мне в глаза.

Я вдруг поняла, что он хочет поцеловать меня и прежде, чем это случилось, высвободила руку. Юркнула в салон. Он бы мог проявить настойчивость, но не стал. Только снова посмотрел на меня и захлопнул дверцу такси. Я наконец выдохнула.

От сада до дома мы с сыном дошли пешком. Он рассказывал мне о том, как провёл день, но я почти не слушала его. Только у самого дома присела перед ним на корточки и, посмотрев в его голубые глаза, вздохнула.

– Завтра пойдём на каток, – пообещала я и ему, и самой себе. – Твои коньки лежат без дела.

– Может, не надо?

– Надо, – я улыбнулась. Встала и взяла его за руку.

Поздние сумерки становились всё гуще, но фонари разгоняли тьму. Никита зевнул, хотя спать ему было ещё рано. В последние дни погода в Москве походила на питерскую: то дождь, то солнце, то ветер. Вот и сейчас воздух был влажным.

– Мам, ты опять была на работе? – спросил Никита, когда мы зашли в подъезд.

– Нет.

– А где? – светлые бровки моего любопытного маленького мужчины недовольно сдвинулись.

– У меня были дела.

Никита глянул с подозрительностью, даже с осуждением. Я проигнорировала его взгляд. Провела по широкому холлу к лифтам и нажала вызов. Пока мы поднимались, сын ещё раз зевнул. Я же пребывала в прострации. Странный вышел вечер с Егором. С одной стороны, мне было хорошо, с другой… С другой – просто никак. И вот это было самым печальным.

Войдя в квартиру, я сразу увидела валяющуюся на тумбе связку ключей. И тут же услышала голос Жени:

– Нет… – донеслось со стороны кабинета. – Нет ещё… Я понимаю… Чёрт… – прозвучало раздосадовано. – В ближайшие дни всё будет готово.

Решил появиться, значит! Посадив сына на пуфик, я принялась снимать с него кроссовки. Расслабленность мгновенно испарилась, уступив место гневу.

– Да, понял… – голос приблизился. Один кроссовок оказался на полу, я взялась за второй. – Не могу же я взять и просто так увезти мальчишку… Она не даст разрешения. Нет…

Я вскинула голову. Никита болтал ногами, а я застыла, повернувшись в сторону кабинета.

– Я решу это в ближайшее время, – твёрдо сказал Женя и попрощался. Голос его затих, а я так и стояла с детской кроссовкой в руках с ощущением, что земля уходит из-под ног.

– Мам, можно идти? – нетерпеливо спросил Никита.

Его вопрос заставил меня выйти из оцепенения. Только ощущение всё равно было такое, словно я оказалась в ледяной воде. Сын посмотрел на кроссовку, поднял взгляд выше и, не дожидаясь ответа, соскочил с пуфика.