– Не понимаю вас.
– Но ведь факты, Борис Евсеич…
– И вряд ли пойму. – Он уже выпрямился, откинулся на спинку: седовлас, статная голова с крупными и, право, благородными чертами сына батрака-комбедовца, с немалой значимостью в них; вообще, стать прохиндея высокого полета – отчего-то все-таки не состоявшегося. Так ведь и застрял, надолго и потому безнадежно, в провинциальной табели о рангах до члена бюро обкома дотянув, где самый, казалось бы, разбег должен быть – дальше, дальше… вот отчего бы, если не глуп, да и политесен вполне, изворотлив? Значит, с изъяном, скорее всего, с покором, как мать говорит в таких случаях, – компра, может, какая висит на нем, в органах или где там еще… трудно было б даже представить – какая: бдит, блюдет себя, редко выкажет когда. Вот и теперь сдержался: брыла отвисли, глаза отсутст вующими сделались – а это была уже, по всем приметам, злость, если не злоба. И повторил: – Не пойму. Хотя бы потому, что они моими были, а не вашими, эти трудные годы. Вас, я вижу, петух еще не клевал, как говорится, – резвитесь… А это не повод для резвости, да. Обобщать легко; а вот конкретного найти виновника, помочь исправить, сдвинуть дело с мертвой точки… Сказано же: найти такое звено, взявшись за которое можно вытянуть всю цепь…
Он заметно отходил от странного своего замешательства, багровость и все прочие цвета побежалости сменились на лице его колером привычным, барски выбеленным, ухоженным; но злость-то оставалась, и тяжелая. И в нем, Базанове, ответная родилась – вместе с наступившим вдруг, почти утешившим спокойствием: а ты что, другого ожидал? Или вовсе, может, не за тем шел сюда? Похоже; напряженье меж ними за два эти года его работы здесь застарело уже, во все въелось, стало обыденностью и едва ль не скукой – какую нет-нет да разрядить требовалось и взъерошить одновременно, как вот сейчас. А потому сказал, зло усмехнулся:
– Никак все не пойму тоже: зачем надо искать какое-то особое звено? Если это – цепь, то хватай за любое и тяни… за какое сподручней. Почему не статью, не обобщение? Что, обобщать нечего? Да с избытком набралось…
Ждал грубости какой-нибудь идейной, отвечать-то шефу осталось только этим; но тот удивленно вскинул на него глаза, на секунду замешкался со словесами – пораженный, что ли, откровением о цепи? – и неожиданно, излишне кротко и потому, наверное, не без труда согласился:
– Да, мы должны думать… Это, если хотите, обязанность наша. Но думать, учитывая, так сказать, всю сложность, всю широту проблематики… вы уверены, что к этому готовы? Да, есть такая формула. Но кроме внешнего, формального, за которое вы… э-э-м… уцепились, в ней присутствует еще и внутренний, если можно так выразиться, смысл, который не всякому виден… опровергните его! – На это приглашение провокационное – опровергать невидимое – его визави никак не отозвался, блуждая взглядом в заоконной хмари и пыли засухи нынешной, бедствия, какое никто уже ни здесь, ни в народе не считал давно за беду, отвыкли считать при централизованном-то снабжении… – Давайте поспорим, наконец, я готов… – И, не дождавшись и оттого недовольный будто, котом от мышиной норки отходя, сказал: – Вот видите… Нет, я не спорю, фельетон нужен, в этом вы правы. Правы, соглашусь. И острый, да, по делу. С интервью под диктофон, прямо с директором фабрики – пусть покрутится, а то зазнался там, с переходящим-то знаменем… А вы мне это… э-э-м… прокрутите, договорились?
– Статья нужней. И фактов у меня хватит.
– Статья, знаете… Не готовы к этому вы, откровенно вам скажу… заигрываетесь порой. Бороться мы должны – н-но! – И поднял палец указательный, невысоко, обретая себя окончательно. – Но в реальной, в существующей ситуации; А вы ее попросту не всегда знаете. Не знаете, – на всякий случай упреждающий сделал он жест, – и вы мне не говорите… Идет борьба, идейная – там. И в ней задействованы очень серьезные силы, вы даже представить себе не можете – какие; а вы мне – «кооперативы»… пустяки это, переходное, преходящее. Итак, фельетон; и это… без накруток всяких лишних, накручивать мы все мастера. А надо просто работать. Каждому на своем месте, с пониманьем общей ситуации. Разнобой, учтите, нам сейчас нужен меньше всего. А за идею… Мы это, как говорится в народе, обмозгуем. Идея стоит того. Именно так – о критериях. Я бы сказал даже – о преемственности критериев, да, и никак иначе…