Прошло и у них; и вот теперь она наверстывала, день ото дня требовательней, капризней… И уже нельзя было сказать, что по-другому не может, – нет, не хотела, это одно, но и, похоже, на самом деле ничего поумней найти, придумать не могла, даже верила, может, что так оно лучше – ей, разумеется. Пытался говорить – делала вид, что ей решительно невдомек, чего же еще он хочет от нее; и срывалась тут же, что это сам он понимать не хочет состоянья ее, представить даже не может, только о себе почему-то думает, ну и прочее с прочим. Имел случай – в ответ на какой-то совершенно бессмысленный, да и, скорее всего, непроизвольный даже упрек ради самого упрека – тещу вопросить: какая вина, мол, зачем виноватят его обе они, явно и неявно, иной раз как на врага глядя, на причину всех зол, беременности в том числе?.. Но та, кажется, и вправду не поняла, о чем речь, потому как вся была в панической заботе о беременности дочки, будто бы ужасно трудной, и ни о чем ином говорить и думать не могла, кроме одного: ей надо срочно, дескать, лечь на сохранение – хотя в том не видели никакой нужды ни врачи, ни дочка сама… Каким-то образом все это понимавший Алексей лишь сочувственно, что вообще-то редко с ним бывало, хмыкал: да-а, две бабы с высшим образованием на тебя на одного – это перебор, явный…

Поселянин появился чуть не следом – хмуроватый как всегда, будто чем недовольный; большую провиантскую сумку подоткнул к холодильнику в прихожей, сказал выглянувшей из кухни Ларисе:

– Привет мещанскому сословию. От благоверной тоже, – и кивнул на сумку, – разбери там… Как, носишь?

– Ношу, – вздохнула жена. – Это вам игрушки…

– Ну, конечно. А вы в эти игры не играете… ну ни боже мой.

– Спасибо – но что так много-то…

– А это вы уж с нею разбирайтесь, мое дело довезти. Да и где – много?..

Прошли в кабинет, она ж и гостиная, Алексей сел на диван, откинулся, зоркие в прищуре, холодные глаза его первым делом заходили по книжным полкам.

– Ну, как крестник мой?

– Ванюшка-то? – с видимым удовольствием и усмехнувшись, произнес тот сына имя. – А что ему! Мало ему ходить – бегать хочет уже, кошку загонял… Руки сильные у стервеца. Вчера кусачки из ящика вытащил, вцепился, не отдает; Люба говорит – еле отняла. Ему что… Данилевский, гляжу… это какой, тот самый?! – Он легко вскинулся с дивана, снял книгу, на обложку глянул. – Ну-у, брат… Это где ты урвал?

– Да продавали. Бери, я прочитал.

– «Россия и Европа» – только слыхом о ней… Но ведь не отдам!

– Бери, пока добрый… Так что там собор ваш русский, собранье?

– Не собранье – правление сидело-заседало… Актив, если по-старому. О тактике нынешней речь – споры, тары-бары наши. Организацию, говорю, четкую вернуть – как тогда, в октябре. Группы-пятерки каждому правленцу, и весь ответ с него. А то в расслабуху впали, как… – Его загорелое, с белесоватыми бровями и усами небольшими лицо дернуло то ли брезгливостью, то ль неудовольствием: – Интеллигенция… И вроде с умом, и слова все правильные, а как до дела… Не, брат, тяжкое это дело – русского человека подымать. Семь потов пролил, поднял вроде камень-лежень этот; а не успел дух перевесть, лоб перекрестить – он хлоп!.. Оглянешься – он опять лежит. Опять верит лабуде всякой, какую ему вталкивают. Ни вода под него, ничего не течет – может, кровь большая только… вроде б ты это написал где-то, так?

– Так…

– Лежни, сдох бы Сизиф. А дело надо, реальное. Где обещанное, спрашиваю: литература, листовки те же? Для отряда охранного камуфляж они второй год ищут… разбежался уже отряд. А мне сюда из села ездить, чтоб поболтать только… Нет уж, я вам не танцор – агроном, день и так ненормированный, семью не вижу. И уборочная на носу. Об идеологии речь? Ну, какой вопрос: с Вековищевым так ли сяк, а договорились, восстанавливать будем в Непалимовке церковь… я ж тебе показывал, дробилка там, цех наш комбикормовый. Отрядец мой, непалимовских одиннадцать ребяток, в работе давно, на разборке старья в форштате тренируется, кирпич ломают, вывозят – старый нужен кирпич, настоящий… вот вам идеология, не бумажная! Подмогните, подбросьте городских! Крыша, приделы – все в целости, барабан тоже, купол… Что мы, купол не сварим? Железяки, дробилки эти вытряхнем, есть куда, – и делай. Колокольню, правда, с нуля придется – где архитектор, спрашиваю, обещанный?..