– Вот черт, не видно же ни фига! – возмутился он. – Понастроили, уроды!

Ладога с Десятым тем временем уже перемахнули через забор и залезли в первую машину, в которой отогревался четырехлетний Дима.

Подполковник стоял в нерешительности. Мест на всех, естественно, не хватало и он не знал, как разрулить эту ситуацию прямо здесь и сейчас.

– Пострадавших заберите, а мы сами дойдем, тут рядом уже, – сказал 545.

Мы остались с операми на дороге, а машина с пострадавшими, Ладогой и Десятым укатила к точке сбора, месту, где уже ожидала машина скорой помощи и целая орава волонтеров, которые уже вышли из леса и ждали финала.

– Ребят, ну вы как? – спросил я, окинув взглядом грязных и изодранных оперов.

– Да нормально все. Бывало и хуже.

– Ну вы монстры! В одних полуботинках в лес.

– Да хрен с ними. Ребенок же! – почти обиделись опера.

Мы достали из укладок термосы и разлили на всех оставшийся чай, а потом шли, шатаясь, по грязной дороге, медленно приближаясь к штабу, пытаясь раскурить размокшие вдрызг сигареты. В штабе было светло и многолюдно, а также очень шумно. Воробьева поздравляла Ладогу и Десятого с их первым «найден жив». Откуда-то взялись телевизионные камеры. И, собственно, их наличие и объясняло то, что в штабе было очень светло. Отовсюду были слышны крики «молодцы» и аплодисменты. Мы встали чуть поодаль от образовавшегося круга. Опера вопросительно посмотрели на меня и на 545-го.

– Да-а… ладно, – пробубнил я, не нашедшись, что еще ответить.

– Ща, парни, погодите пять секунд, мы сигареты принесем, покурим еще, пообщаемся.

– Стоим, – сказал я и продолжил наблюдать за машиной скорой помощи.

Наконец, дверь открылась, и оттуда вышел врач. Он посмотрел по сторонам и направился прямо к нам.

– Кто старший? – спросил он.

– Я, – тихо ответил 545.

– С парнишкой все в порядке, немного переохладился, но это без последствий, в целом, все хорошо, в госпитализации не нуждается, и… спасибо… – зачем-то добавил он.

– Вам спасибо, – сказали мы хором.

Опера вернулись, как и обещали, с запечатанной пачкой сигарет, и мы быстро и жадно задымили, наслаждаясь окончанием как поиска, так и дождя, который успел вымотать нас за это время. Мы курили минут двадцать, обменивались телефонами «на всякий случай», и жали друг другу руки. Телефонные номера пригодились позже, и не раз. В Наро-фоминском довольно часто пропадают грибники. Обмен контактами ускорил время реагирования на заявки, сведя к нулю процедурную волокиту.

Внезапно, словно черт из табакерки, из темноты на нас вывалился Десятый.

– Вы это… извините – на… чет как-то так получилось, – промямлил он.

– Да нормально все. Давай. Пока.

– Ага, давайте, – сказал он и так же быстро исчез в темноте.

Внезапно я понял, что очень устал и невыносимо хочу спать. Хорошо, что до дома было всего тридцать километров.

Очень медленно и плавно я поднимаю вверх ручку общего шага, заранее при этом слегка создавая усилие на левой педали, пальцы сжимают циклик (ручка циклического шага) так, что, кажется, никаким усилием его не удастся сдвинуть ни на миллиметр. Вертолет ожил и под рев турбины начал елозить по бетону перрона влево и вправо. Ощущение, что машина рвется в небо, пытаясь сбросить на землю мешающего ей свободно летать недопилота.

В момент отрыва я почувствовал, что все пошло наперекосяк. Вертолет накренился и начал смещаться в сторону, одновременно рыская носом и пытаясь завалиться назад. Я точно знал, что делать, я понимал всю технологию процесса, я абсолютно точно представлял, какие силы будут воздействовать на вертолет в момент отрыва, но это вообще никак не помогло мне удерживать машину на месте. Естественно, Дмитрий сразу вмешался в управление, мягко вернув вертолет на место, где мы и зависли в двух метрах над землей. Теперь нужно плавно отойти назад, развернуться на девяносто градусов по часовой стрелке и начать разгон с одновременным набором высоты. Все так просто… в теории. На деле… я рывком сдергиваю вертолет практически на хвост, тут же перекидываю его на нос, одновременно развернувшись по часовой стрелке практически на сто восемьдесят градусов. Даже не знаю, как все эти пляски выглядели с земли. Болтаясь, словно неваляшка, чудом выдерживая направление, мне кое-как удалось добиться роста скорости, и вертолет медленно начал отходить от земли, постепенно стабилизируясь в набегающем потоке воздуха. Онемевшими пальцами я как можно плавнее пытался воздействовать на ручку циклического шага, мои ноги превратились в две деревянные культи. Я видел, как уполз шарик указателя скольжения вправо и пытался выдавить его в центр правой педалью, но не мог сдвинуть его ни на миллиметр. Вертолет упирался и упорно летел со скольжением. Я давил на правую педаль изо всех сил, но она не поддавалась.