— Езжайте, куда ехал, — окрысилась я на шутников, — некогда мне с вами лясы точить.

Прогнав зубоскалов, которые с веселым ржанием, достойным коня д'Артаньяна, все же поехали в сторону дома, я достала вожделенную сумку, стряхнула с нее банановую кожуру и, прижав к груди трофей, радостно затанцевала в сторону салона красоты, в котором работаю.

— Домой пойду. Как думаешь, мои забыли уже о том, что я в помойке рылась? — взглядом полным надежды уставилась я на подругу, работающую вместе со мной.

— Вряд ли, такое даже спьяну не забудешь. Эх, жаль я не видела, — с сожалением хмыкнула Надя. — Иди уже, горе, только окурок из волос достань.

— Эх, Ника, только ты меня понимаешь, — плакалась я вечером, глядя на Падлу, весело резвящуюся в кухне с толстожопой мышью, которая оказалась совсем не страшной, а очень даже милой. Растрогавшись, я даже угостила норушку печеньем.

— Конечно, понимает, вы же с ней обе любите рыться в помойке, — просочился на кухню муж в смешных семейных трусах, украшенных принтами медвежат. — Ты почему не сказала, что хочешь ту сумку?

— Потому что она очень дорогая, — вздохнула я горько, гладя рукой лежащую на диване рядом со мной торбу с нарисованной собакой.

— Знаешь, за двадцать лет проведенных вместе ты до сих пор не перестала меня удивлять. Но копающейся в мусорном баке, я видел тебя впервые. И мне стало стыдно.

— Почему за двадцать?

— Потому что у нас годовщина, я деньги на подарок тебе приготовил и все думал, что купить. Ты же ругаешься все время на подарки, которые я сам покупаю, и в этом году решил подарить тебе деньги.

— Да, подарки покупать ты не умеешь, — мне вспомнилась вереница зубных щеток, массажеров и прочей лабуды, купленной мне мужем в пароксизме безумного шопинга, и я вздрогнула.

— Я тебя очень люблю, — шепнул благоверный и сунул мне в руки сто пятьдесят евро.

— А годовщина у нас тринадцатого?

— Нет, — хитро улыбнулся он.

— Пятнадцатого?

— Опять не угадала.

— Неужели семнадцатого? — продолжила тупить я.

— Шестнадцатого, жена, сколько можно? — взревел муж притворно и запечатал мне губы поцелуем.

P.S. Утром я пошла в магазин и купила мужу подарок за бешеные сто пятьдесят евро.

5. Часть 4 Что такое любовь

— Аааааааа, дурак, отпусти, — донесся из-за входной двери голос дочери, когда я подняла руку к дверному звонку. — Волосы не трогай.

— А то чего? Жиром своим меня задавишь или прыщами запугаешь? — весело заржал басом старший сынуля, постоянно дразнящий свою сестру несуществующей полнотой — девочка весит сорок пять кило в мокрых штанах — и юношеским акне, которое, справедливости ради стоит отметить, часто поселяется на ее миленьком личике.

«Бежать, не оглядываясь», — мелькнула мысль, но желудок отозвался голодным урчанием, и я малодушно нажала на пимпочку звонка. В квартире стало тихо, но открывать мне не спешили. Я еще раз позвонила, потом постучала, а потом заколотилась в дверь всем телом, испугавшись, что дети все-таки поубивали друг дружку.

— И чего ты ломишься? Слышали мы еще первый звонок, — недовольно пробасил сын, наконец, открывший мне дверь.

— А почему не открывали? — без удивления спросила я, мечтая только об одном — сбросить с плеч рюкзак, набитый продуктами.

— Прибирались, — нехотя признался ребенок. — Ты ж орешь, если бардак дома. Прям клыки, как у дракона, у тебя пробиваются, когда бесишься.

— Ага, и глаза из орбит лезут, — поддержала его дочь, словно они и не ссорились пять минут назад.

Я прошла в кухню и, не раздеваясь, схватила со стола початую баночку йогурта, и в мгновение ока заглотила полную ложку лакомства, не обращая внимания на притихших за моей спиной детей, даже не заметила, как к ним присоединился мой младший сынулька Жорик, взирающий на меня полными ужаса глазенками.