– Доктор, вы где? – трагическим голосом старшей медсестры опять запричитал телефон, прервав цепь моих умозаключений и оторвав от необычного зрелища. – Вы знаете, что к нам сейчас в отделение генерала привезут на осмотр?!

– Знаю, – как можно спокойней ответил я. – Вы уже третий человек, кто за последние три минуты мне об этом говорит.

– Я, между прочим, с семи утра на отделении! – с обидой в голосе отозвалась Елена Андреевна.

– А для чего?

– Как для чего?! К нам же генерал приезжает! Меня в шесть утра из кровати выдернули! Это вы на все забиваете, хотя вы заведующий отделением, а не я!

– Ну, вы это зря! Как мне сообщили, так сразу и помчался в хирургию! Я же не виноват, что вам раньше, чем мне, позвонили. И потом, он все же ко мне приезжает, а не к вам. Вы-то чего так страдаете?

– Хм! К вам. Он, уважаемый заведующий, вообще-то к НАМ на отделение едет! И потому там должен быть идеальнейший порядок. А у сестры-хозяйки, прости Господи, в кладовке бардак и срач!

– Вы что, думаете, что генералу больше нечего делать, как по разным там кладовкам заглядывать? Он на прием едет! На при-ем! – по слогам произнес я, про себя усмехаясь от такого усердия.

– Все, доктор, мне больше некогда разговаривать, надо еще проверить, как солдаты в палатах прибрались. Мы вас ждем!

Я не стал возражать, тем более что находился в тот момент аккурат напротив госпиталя, а до начала рабочего времени еще оставалось целых двадцать минут. На работе буду вовремя, а генерал, если раньше появится, то, ничего страшного, подождет – не велика фигура! Подумаешь генерал, тут вон такой кораблик раритетный по Фонтанке пыхтит, когда еще такой случай представится его посмотреть?

Через пятнадцать минут я пересек ворота КПП. У «вертушки» меня встретил, с ходу отдав честь, одетый по полной форме больной Петров. Он взволнованным голосом сообщил, что в госпитале большой «шухер» по поводу приезда важного чина. И что старшая сестра уже раз десять звонила на КПП, желая узнать, пришел ли я на работу. Я согласно кивнул и молча ступил на госпитальную землю.

Еще минуту назад над моей головой светило ласковое весеннее солнце, согревавшее все живое своими теплыми ободряющими лучами, беззаботно чирикали шустрые, вездесущие воробьи, а умытые ночным дождем, воскреснувшие от долгого зимнего сна деревья приветливо шелестели набиравшими силу молодыми листочками, и тут – бац! Все враз сразу померкло. Гробовая тишина и состояние невидимого глазом некоего напряжения встретили меня по ТУ сторону забора. На территории госпиталя, чувствовалось, в воздухе витал тихий ужас. Ни одного человека не видно вокруг. Казалось, что и птицы не осмеливались распевать свои задорные песни, а деревья на госпитальных аллеях отказались играть с ветром в чехарду незрелыми молодыми листочками. Даже мухи, вылезшие из своих зимних квартир, перестали жужжать и носиться как угорелые возле источающего чарующие запахи камбуза. Все живое, кажется, здесь было подчинено одному неординарному событию: приезду важного крупнозвездного чина с красными лампасами на форменных штанах.

– Дмитрий Андреевич, где вас только носит?! – вместо приветствия с ходу набросилась на меня Генриетта Самуиловна Выжигина, главная медсестра госпиталя, едва я перевалил порог отделения. Эта высокая, сухопарая дама, гордо носившая свою выкрашенную в пепельный цвет овальную голову на тонкой, практически несгибаемой шее, была насквозь пропитана едкой желчью абсолютного превосходства. Всех окружающих она считала тупыми и ограниченными индивидуумами, поэтому старалась разговаривать с большинством подчиненных через губу и, не поворачивая головы, изучая своего собеседника одними излучавшими глубокое презрение глазами.