– Ваня, что там?

– Да у Филданского кровотечение. Ехать надо.

– Боже… Может, кто-то другой?

– Нет.

Наташа встает из-за стола, открывает шкаф.

– Так… Рубашки поглаженной нет… Футболку наденешь?.. Отпуск у тебя… Завтрак вон не доел… Что же это… Господи… Филданский… Боже, помоги ему…

Подъезжает 71-й, и она уезжает. Через полгода она найдет другого, и он узнает об этом совершенно случайно. Она будет говорить о том, что не хотела ничего серьезного, но так вышло, что это он настоял, а она не смогла отказать, что все не решалась признаться и все тянула, хотя и зашло у них уже очень далеко, так что дальше – только свадьба, но она не хочет за него замуж, хотя свадьба, в сущности, ничего особо не изменит, и вообще она запуталась, и все такое прочее… А он подумает, что надо отравиться. Символично даже: как еще студенту медицинского университета покончить со всем этим, если не съесть лошадиную дозу таблеток? И когда бы не Филданский, то съел бы, точно съел бы…

Захожу в гараж, сажусь в машину, выезжаю. Через пять минут миную знакомую остановку… Интересно, 71-й до сих пор ходит? Бог знает… Вот загс, в котором у них была свадьба… Вот здесь, в этом доме, они жили. А может быть, и до сих пор живут. Лучше пусть живут. А вот Филданский… Плохо дело, и шансов почти нет. Зачем я еду? Ясно же все. И без того ясно. Наказываешь ты себя, Ваня. Или до сих пор что-то кому-то доказываешь. Взрослый мужик ведь. Но если б не он тогда, не было бы взрослого мужика…

– Я живу с ним…

Он смотрел на нее удивленно, не успев еще до конца понять смысл сказанных слов. Ведь у них дальше поцелуев не заходило никогда, а здесь, с другим, выходит, так…

– Как?..

– Я не знаю, сможешь ли ты меня простить… Все вышло внезапно, само собой… Не понимаю…

– Само собой?..

– Ваня!..

Он приехал домой, разделся, сел за стол, надел наушники, включил любимую композицию для струнного оркестра и так и сидел в течение нескольких часов, глядя в одну точку и думая, что жить ему больше незачем. А потом этот Филданский, шут гороховый, явился не пойми откуда и записался в друзья.

«Да ты с ума сошел, что ли? Дубина! Мало ли баб вокруг? Ты хоть институт окончи, а потом уже травись! А лучше не травись. Лучше под поезд. Голову тебе отрежет, и к нам привезут, а мы пришьем. Я лично пришивать буду и задом наперед сделаю. Ты все равно сдохнешь, а мы хоть поржем как следует. А вообще подожди, хоть одну операцию сделай. А то обидно будет: у тебя же руки из жопы, я отсюда вижу, а ты так и не убедишься в этом».

И много они кутили с Филданским, и с девушками знакомились, и гуляли на свадьбе друг у друга, и дружили потом всю жизнь. И всегда шутил Филданский, что настоящий хирург из них двоих только он, потому что однажды разработал технологию пришивания головы задом наперед, а товарищ не позволил ее опробовать. «А все с умыслом, все затем, чтобы Ваня потом мог диссертации писать да статьи и в своем НИИ уже в сорок с небольшим стать светилом мирового масштаба…»

Возвращаюсь домой, открываю своим ключом, чего не делаю почти никогда. Наташа выходит в коридор, смотрит на меня и все понимает. Я не спеша раздеваюсь, иду в зал, подхожу к шкафчику с пластинками, нахожу нужную, ставлю на вертушку, сажусь в кресло. Через секунду раздаются первые аккорды композиции для струнного оркестра.

Приходим мы в прокуренный клуб, дешевую клоаку для пьяного времяпровождения молодежи – студентов или отморозков. Мы – студенты.

Заправились мы, само собой, заранее. Для таких, как мы, выпивать в клубе – роскошь в то время непозволительная. Сейчас это кажется странным – закидываться до похода в заведение, а тогда – в порядке вещей. Сейчас, если денег нет, просто не идешь никуда и выпиваешь дома или не выпиваешь вообще (невелика потеря). А если уж идешь, то пьешь там, а не заряжаешься загодя или бегаешь в магазин через дорогу за бутылкой водки, чтобы потом заменить на столе заказанную, но уже закончившуюся, на новую, точно такую же, но принесенную из магазина.