– Спасибо.

– Да ладно! – отмахнулась синеглазка. – Но помяни моё слово: мы ещё намучаемся с этой рыженькой…

– Вот только не надо её обзывать!

– А я что, разве обзываю? Ты представляешь, каких прозвищ насочиняют здешние острые язычки?

– Я никому не позволю её обижать, – тихо, но твёрдо сказала Дара.

Тут появилась Рубина со стопкой белья, вся пунцовая и запыхавшаяся, словно бежала или шла очень быстро. Прежде, чем дверь за её спиной захлопнулись, Дара и Ирма услышали громкий смех в коридоре.

– Что случилось, Рубина? – спросила Дара.

– Тебя кто-то обидел? Ты только скажи, мы разберёмся! – заявила Ирма, уже забыв, что сама в школе без году неделя.

– Всё хорошо, – прошелестела новенькая, не поднимая глаз. – Я привыкла…

– Ничего, скоро отвыкнешь! – Ирма подошла и взяла у неё тяжёлую стопку белья. – Давай помогу.

А Дара уже разворачивал матрац и одеяло на третьей койке.

Приготовив постель для новенькой, они стали наперебой рассказывать ей про жизнь в обители, как проходят занятия, про добрых и строгих воспитательниц и так далее. Осмелев, Рубина разговорилась, начала задавать вопросы, в том числе и о самих соседках по комнате: сколько им лет, каким образом попали в Школу Невест. Ирма в вкратце поведала их историю – про взрыв, ранение, потерю памяти, приютскую больницу и великодушие матери Геновефы. И только тогда Дара спросила, пристально глядя на новую подругу:

– А как ты попала сюда, если не секрет?

– Не секрет, – улыбнулась Рубина. – Меня отправила сюда моя бабушка. Она давно знакома с матерью-настоятельницей.

– А родители?

Улыбка исчезла с лица новенькой, но она ответила:

– Они ушли в мир иной. Меня растила бабушка…

Тут, очень вовремя, затренькал колокольчик дежурной сестры: отбой.

– Ладно, давайте отдыхать, – сказала Ирма. – Чую, завтра будет весёлый денёк…

Весёлый или нет, но денёк выдался тот ещё! Помня о своих приключениях в первые дни пребывания в Лазурной обители, Ирма и Дара ни на миг не оставляли Рубину одну, словно пытались заслонить её от насмешливых слов и даже взглядов остальных учениц. Зато сёстры, памятуя наказ настоятельницы, никак не выделяли новенькую, вели уроки в обычном порядке. Выяснилось, что Рубина и вправду не отстаёт ни по одному предмету. Тем не менее, она болезненно робела и краснела всякий раз, когда к ней обращались преподавательницы, вызывая этим смешки и перешёптывания однокашниц.

Так продолжалось до последнего в тот день занятия – урока пения.

Воспитанниц Лазурной обители обучали разным изящным искусствам: ну как же, достойные жёны великих мужей должны многое уметь и непременно лучше всех! К тому же прекрасные девы были неизменным украшением священных обрядов и народных празднеств, проходивших в Никее: они возглавляли шествия, танцевали и, конечно же, пели. Многие также играли на струнных либо на флейтах. Уроком пения, любимым всеми девочками без исключения, заканчивался всякий учебный день в школе. И проходил он в большом зале обители, так как был общий для всех пяти уровней.

Сестра Арвен, сухонькая старушка с одухотворённым лицом и копной серебристых волос, терпеливо подождала, пока все ученицы рассядутся по местам – каждый уровень занимал отдельную длинную скамью, вмещавшую по десять-пятнадцать девочек. Она уже собиралась начать занятие, когда в зал вошла сама настоятельница в сопровождении ещё двух сестёр.

– Начинай урок, сестра Арвен, – сказала мать Геновефа, присаживаясь на край лавочки у самой стены. – Мы просто посидим, послушаем…

Почтительно поклонившись начальнице, миниатюрная сестра Арвен ловко забралась на возвышение, чтобы видеть всех учениц.