– Дорогие мои, хочу представить вам новую ученицу нашей славной обители. Рубина прибыла к нам издалека, так что прошу вас принять её с должным радушием и помочь побыстрее освоиться. Она будет учиться на третьем уровне… – Тут по залу пронёсся приглушённый возглас общего удивления. – Да, вы не ослышались: на третьем! – чуть повысила голос настоятельница. – Я сама проверила знания Рубины и нашла их более чем достойными… Вижу, дорогая, ты уже успела с некоторыми познакомиться, – обратилась мать Геновефа к пунцовой от смущения новенькой, глянув в сторону Дары.

Момент был самый подходящий, и Дара не собиралась его упускать. Она быстро встала и повернулась к главе обители:

– Матушка, позвольте Рубине поселиться вместе со мной и Ирмхильдой!

Собравшиеся уставились на неё, словно громом поражённые. Во-первых, многие только сейчас услышали, что у Мраморной всё же есть голос, во-вторых, ученицы третьего, четвёртого и пятого уровня жили в комнатах, рассчитанных на двоих, и очень дорожили этой привилегией, вспоминая переполненные общие спальни младших. Но Дара не отрывала уверенного взгляда от матери-настоятельницы.

– Хм, неожиданная просьба, – та тоже не скрывала удивления. – Ирмхильда, дорогая, ты действительно согласна потесниться?

Дара спиной чувствовала недоумение подруги. Однако Ирма, как всегда, не подвела.

– Разумеется, матушка, – ответила она, привстав и незаметно для других кулачком пихнув Дару в бок. – Буду счастлива оказать новенькой должное радушие!

– Ну, раз так, я разрешаю, – величаво кивнула настоятельница: эти две девочки из Сингидуна до сих пор были для неё загадкой, и ей самой стало любопытно, что же получиться, если к ним присоединиться ещё одна, тоже не самая обычная. – Сестра Гвендолин, велите поставить в их комнату ещё одну кровать, – сказала она, обращаясь к пожилой дородной сестре с деловито сдвинутыми широкими бровями: та отвечала за хозяйственную часть. – На этом всё. Давайте же сотворим благодарственную молитву Триединой богине – Деве, Матери и Праматери – и приступим к нашей трапезе…

Ужин прошёл на удивление шумно: воспитанницы возбуждённо шушукались, поглядывая на троицу в конце третьего стола, однако мать-настоятельница, погружённая в свои мысли, этого словно не замечала. Ирма преспокойно уплетала молочную кашу, даже с удвоенным аппетитом, а вот новенькую Даре пришлось уговаривать хоть немного поесть. Той, похоже, от волнения кусок в горло не лез: она проглотила пару ложек каши только из благодарности к новой подруге.

После ужина воспитанницы разошлись по своим спальням: два часа до отбоя были единственным временем, которое они могли провести на собственное усмотрение. Кто читал, кто писал письма родным, но большинство просто болтали между собой – о своём, о девичьем. Рубина отправилась на склад к сестре Гвендолин за постельным бельём, школьным платьем и письменными принадлежностями, и Дара с Ирмой ненадолго остались в комнате одни.

– Может, объяснишь мне наконец, что всё это значит? – спросила Ирма, сидя на своей постели и красноречиво указывая на третью койку, втиснутую в единственное свободное пространство между платяным шкафом и конторкой.

– Вряд ли, – пожала плечами Дара. – Я просто чувствую, что мы должны держаться вместе: ты, я и Рубина.

– Ты и я – это понятно. Но она – с какой стати?

– Она своя.

Этого туманного определения оказалось достаточно.

– Ну, раз своя… – Ирма потянулась, как кошка, встала и направилась к шкафу. – Надо же хоть одну полку для новенькой освободить!

Дара улыбнулась.