— Горячо, зараза! — противень неприятно жжет пальцы сквозь прихватку. Я быстро ищу, куда бы его приткнуть, расталкиваю кастрюли на плите. Конечно же, ногой наступаю на край другого тапка. Ещё мгновение — и этот противень вместе с горячущей пиццей окажется у меня на лице. Но тут то ли тело находит нужную мне опору, то ли мироздание сегодня ко мне благосклонно, я резко наклоняюсь вперёд и противень все же занимает нужное место.

Я распутываю ноги, но распутать мысли — «как это меня угораздило» и «пронесло» — уже гораздо сложнее. Приходится напомнить себе, что отпуск отпуском, но осторожнее надо быть. Иначе придется куковать в больничке все дни.

Пицца пахнет божественно, чай уже парует в комнате, я организовываю себе местечко на диване — журнальный столик, подушки, пара пледов. Остаётся захватить книгу из кухни, взять кусок пиццы с тарелки и рухнуть на диван. Что, собственно, я и делаю.

И тут в миг, когда моя пятая точка должна была коснуться дивана, я продолжаю лететь дальше. Куда-то вниз! В ушах гул, в зубах пицца, вокруг мрак, желудок подскочил к горлу, сердце колотится, в голове помутнение, а в руках книга светится так, что глазам больно. Черт знает что!

И вдруг все заканчивается, я приземляюсь куда-то. Или на кого-то. Скорее на кого-то, хотя и не сразу до меня доходит, что вот это давление — это чужие руки, вроде даже уверенно перехватившие мое затекшее тело. От них расползается тепло и колкие иголочки. Божечки, сколько я, так скрючившись, летела-то? Ничего не понимаю. И главное куда?!

Все чувства возвращаются. Я машинально пережевываю застывшую холодную пиццу во рту. А книга падает мне на грудь из затекших пальцев. Я поднимаю взгляд, охватываю расплывающиеся окружение — что-то мрачное, серое и золотое, вроде как человеческие фигуры, а потом сосредотачиваюсь на самом близком объекте.

Мужчина буравит меня таким раздраженным взглядом, как будто я его заставила шантажом себя ловить. В этот момент наконец оттаивает вторая моя рука и кусок пиццы шлепается мне на грудь, а потом и куда дальше — на пол, что ли. Взгляд незнакомца становится совершенно непонятным: хотя, может, это он и не злится, а просто по жизни у него лицо такое. Да и подумаешь, кусочек пиццы, он застывший, так что даже ничего не заляпает. Можно сказать, повезло.

А ведь я могла вместо пиццы взять пол-литровую кружку чая!

— И как это понимать? — слышу я голос моего носильщика или держальщика, как бы его еще назвать, — богатый интонациями баритон. От звука дрожь буквально прокатывается по позвоночнику. Черт! Надо официально запретить некоторым мужчинам рот открывать или чтобы они это делали только в определенных ситуациях и дозировано. Аудиофил во мне плачет, слишком это прекрасно. Но я быстро беру себя в руки, отвечать же что-то нужно. Правда, язык еще слушается слабо, так что получается какое-то «мнэ-э».

— Иссейл, кажется, произошло недоразумение… — кто-то блеет в стороне, чуть ли не заикаясь от страха. А я тут же слегка расслабляюсь, это, оказывается, не мне вопрос, значит, ничего выдумывать не нужно.

Хотя что бы я сказала? Что у меня не диван, а портал в другой мир? Что у меня не просто пицца, а с галлюциногенными грибами? Что я внезапно сошла с ума? Как бы не так!

Я не верю в то, что не могу пощупать! А тут как раз пощупать удается многое. Костюм у неизвестного — иссейл — это вообще что? — из приятной ткани в мелкий, едва ощутимый под пальцами узор. Пахнет каким-то мужским парфюмом. Наваждение дышит, рявкает, хмурит брови и ему, что характерно, отвечают. Значит, и не наваждение это вовсе. К тому же у меня на зубах пицца вполне себе настоящая. На всякий случай я закрываю то один глаз, то другой. Картинка не меняется, даже когда я себя щипаю за бедро, — мне просто больно.