Как их зовут по-настоящему, никто толком не знает. Сколько себя помню, их всегда так и называли: «бедные сиротки». Брат с сестрой, живут не в доме, как все, а в землянке, вырытой на огромном заброшенном участке. Одни, сами по себе и никаких старших, которые вечно все запрещают и вмешиваются в игру на самом интересном месте! Участок с запущенным садом будто специально создан для самых увлекательных занятий. Казалось бы, полное раздолье: играй хоть в путешественников, исследующих затерянный мир, хоть в охотников за сокровищами. В глубине сада есть развалины дома, самые настоящие! И никто не запретит к ним подходить и пробираться внутрь, где это еще возможно. Столько всего можно придумать: отправиться в экспедицию или поиграть в сыщиков, раскрывающих древнее преступление. Хотя, когда от сильного ветра стены зашатались, даже я выскочил в окно вслед за Ре. И плевать, что свиньи не летают! Как выяснилось, котята давно уже были во дворе. Сидели и наблюдали, как мы спасаемся. Даже лапой не пошевелили, чтобы помочь, разве друзья так поступают?
Когда я был совсем мелким, мини-пигом, как ласково называли родители, а Ре – желтым цыпленком, родители сажали нас четверых в одну песочницу. Забыл сказать: когда мы были совсем маленькими, с осени до весны котята постоянно гостили у кого-то из соседей. Потом-то их звать к себе перестали, но об этом как-нибудь в другой раз. Итак, песочница и нас там четверо. С братьями Ре такой номер бы не прокатил, а у моих братьев с сестренками свои занятия. И упрашивать бесполезно, хоть ты тресни, как говорит соседка. Ну а мы… Типа, играйте, мелкота, и дайте старшим хоть немного от вас передохнуть.
Только ничего хорошего из этого ни разу не получилось. Помню, принес я заводной паровозик, мы с Ре стали его запускать, а котенок, который братик, смотрит на игрушку и вздыхает. Сестренка того и гляди расхнычется. А к вечеру паровозик исчез: оказывается, «сладкая парочка» унесла его домой. Даже разрешения не спросили. А ведь чужое брать нехорошо, это все знают.
– Тебе что, жалко, что ли? – жалобно промяукал братик, когда мы потребовали игрушку назад. – У нас таких нет.
То же самое потом случилось с мячиком, шарфом, который Ре подарили на день рождения и формочкой для песка в виде самолета. Про конфеты и прочие лакомства даже и говорить нечего. Взрослые давали нам на всех, но брат с сестричкой быстренько проглатывали свое и смотрели на нас так, будто готовы эти сладости прямо изо рта вынуть. А когда их приглашали на ужин, все самое вкусное неизменно оказывалось в их тарелках или рядом.
– Так нечестно! – пытались мы возмущаться. – Что они себе все хватают?
– Вы живете в доме, с родителями, одеты-обуты, – суетливо кудахтала в ответ мама Ре. – А у них никого нет, одни-одинешеньки на всем свете. Никто не приголубит, на ночь сказку не расскажет…
Одни, как бы не так! Котят все соседи кормят, жалеют, а им все будто так и надо. Проделки, за которые другим бы не поздоровилось, им с лап всегда сходили. И если что-то случалось, на этих двоих думали в последнюю очередь.
– Опять обокрали булочника!
– У енотов стащили белье прямо с веревки!
– Залезли в сарай и так там набедокурили! Нет, не может быть, чтобы котята. Они же такие лапочки, воды не замутят.
– Но я сама видела, как они выбегали от енота! – доказывала какая-то из соседок.
И всегда кто-то спешил ей возразить.
– Нет, что ты, тебе показалось. Зачем так про бедных сироток?
Как случайно проговорилась мамина подруга, родители у них живы, только в доисторические времена куда-то уехали, а детей с собой не взяли.