– Был бы вам очень признателен, товарищ полковник!

– Пустяки… И еще раз хочу предупредить на прощание, вы едете служить в очень неспокойное место, никому не доверяйте. Утром он батрак и кланяется вам низенько, а вечером в спину стреляет. Несколько дней назад пропал ваш предшественник майор Севастьянов. Думаем, что его уже нет в живых. Попытайтесь узнать что-нибудь о нем.

– Задачу понял, товарищ полковник!

– Если возникнут какие-то вопросы, немедленно обращайся, я всегда на связи!

– Есть!

– Так что желаю успешной службы! – Пожатие у полковника Александрова оказалось весьма крепким.

Водителем потрепанной полуторки был обстоятельный сержант лет тридцати пяти. Взгляд недоверчивый и внимательный одновременно. На выцветшей гимнастерке висела медаль «За отвагу» и прямоугольная нашивка за тяжелое ранение. Выглядел бодро, на первый взгляд никакого видимого увечья, и только когда ускорял шаг, становилось заметно, что он слегка припадает на правую ногу. Внешность его вызывала расположение: большой, сильный, неторопливый, а широкая грудь была просто создана для орденов.

– Вы водитель?

– Так точно!

– Мне сказали, что вы можете меня подбросить до места.

– Меня тоже предупредили. Куда именно направляетесь, товарищ капитан?

– Мне в Немировку, под Бровками.

– Знаю, – кивнул сержант. – Я как раз через Батьков еду, рядом с Немировкой. Только у самого села дорога танками разбита. Весной в ней даже самоходки вязли. А сейчас на этой жаре все засохло, и такие колдобины образовались, что на полуторке не проехать, разве только на трехтонке. Можно, конечно, и в объезд, но это все время… Ничего, если я вас в километре от Немировки оставлю? Машина-то у меня старая, вся гремит, может не выдержать такого насилия, – начал он неловко оправдываться. – Я уже четвертый грузовик поменял, но ни один из них такой развалюхой не был. Сейчас сплошную фанеру штампуют. Вот посмотрите, даже кабина из фанеры. Я, конечно, понимаю, все железо на танки и пушки ушло… Надо бить фрица! Только ведь в этой полуторке из металла один лишь двигатель. Если меня где-то крепко тряхнет на кочке, моя машина просто вся рассыплется на дощечки.

Капитан Романцев улыбнулся. Ему нравился этот основательный и неторопливый сержант. В чем-то обыкновенный. Но именно от таких обыкновенных солдат и зависит успех победы. Выносливые, аккуратные, все понимающие. Для них любое дело – важная работа, которую следует выполнить исправно, будь то поездка в соседнюю часть, чтобы привезти бойцам пару мешков картошки, или штыковая рубка у бруствера противника.

– Не переживай, я привычный. Уж километр как-нибудь пройду. К тому же пешие прогулки полезны для здоровья.

– Это смотря кому, – покачал головой сержант, явно не соглашаясь. – С год назад я через лес в штаб шел. Вот мину и зацепил, – указал он на покалеченную стопу. – Хорошо хоть живой остался, правда, ногу малость подкоротили.

– Так тебя же должны были комиссовать, – удивился Тимофей.

– Меня и комиссовали… – ответил сержант. – Домой вернулся, в Курскую область… А вместо избы – глубокая яма. Снарядом разнесло. Жена и двое ребятишек под обломками остались. – Говорил он спокойно, как делают это люди, пережившие давнее горе. Только ранняя седина, что обильно проступала в его густых темно-русых волосах, красноречиво свидетельствовала о том, что душа его крепко перепахана скорбью. Более ей не цвести. Не осталось на ней ни одного живого места. Там, где водилась благодать, лишь буераки с оврагами да крапива с чертополохом. – И вот… Думаю, что же мне делать-то… Неделю попил горькую, а потом опять попросился на фронт. Решил, что лучше уж от пули помереть, чем от водки. В строевую меня не взяли, оно и понятно, не в обиде… Но зато шоферить умею, хоть здесь как-то фронту буду полезен. А если доведется мне с каким-то гадом повстречаться, так я его зубами за горло возьму и не отпущу до тех самых пор, пока из него весь дух не выйдет.