– А тебе по какой надобности в Батьков?

– Триста сорок четвертый полк там стоит. Мука у них закончилась, вот везу, – указал сержант на кузов, из которого выглядывало несколько холщовых мешков с прилипшей на них соломой и с перевязанными горловинами. Дабы не разбросало груз на шальной дороге, они были небрежно прикрыты прохудившейся затертой рогожей и придавлены тяжелыми досками. – Только у нас еще один попутчик будет, почтальон. Потапом зовут… Не мог я ему отказать. Не легкое у него дело – похоронки-то по домам разносить, не каждый на такое пойдет. Он вообще наш человек! Помогает, как может. Вот недавно со своими приятелями концерт в госпитале провели, у всех такие голоса, что московским артистам не уступят. А запевала у них Потап, – не без гордости протянул сержант. – Не возражаете, товарищ капитан?

– Нисколько! Не на своем ведь горбу его везти. А куда он едет?

– Да в вашу сторону. Только он немного раньше сойдет. К свояку собрался, а там еще и письма кому-то передать нужно. А вот и он, – показал водитель на сухощавого высокого мужчину с кожаной черной сумкой на левом плече.

– Места-то еще остались? – улыбнулся подошедший мужчина.

– Кабину не обещаю, – сказал водитель, – капитан со мной едет, а вот кузов свободен.

– А мне все равно, главное, не на своих двоих, – весело заверил почтальон. – А то, бывает, так находишься по деревням, что без ног остаешься. – Он уверенно встал на колесо и легко перебросил гибкое пружинистое тело через деревянный борт.

– Ты там у меня за мукой присматривай, – шутливо наказал сержант.

– Не переживай, все будет в порядке! – рассмеялся почтальон.

– Ну что, товарищ капитан, поехали? – дружески, как старинному приятелю, предложил водитель и, распахнув дверцу, проворно забрался в кабину.

Тимофей устроился на пассажирском сиденье, где вместо кресла стоял небольшой табурет, обитый материей с ватой и привинченный металлическими уголками к дощатому полу. Машина явно не была рассчитана на долгие военные переходы, но в пределах города, с кратковременными выездами в сельскую местность, подходила вполне.

Полуторка затарахтела, затряслась и запылила по улице.

– Нам еще с полчаса по городу колесить, просто так не проехать, – пожаловался водитель. – Еще не все завалы разгребли, кое-где мины имеются, а вот дальше уже по грунтовке поедем. Там дело веселее пойдет!

Отчего-то город выглядел враждебно, хотя война ушла отсюда несколько месяцев назад. В нем присутствовал какой-то запах, сродни тому, которым Тимофей надышался в сорок первом, то ли дух застоявшейся гари, то ли поднятой пыли. Проклятый запах, очень нехороший, напомнивший удручающее тяжелое отступление. Вот только сейчас ситуация была совершенно иной – шли на запад, а значит, настроение и ощущения должны быть совершенно другими.

Никто, конечно же, не обещал, что наступление будет выложено цветами, вокруг все та же смерть, тяжелые ранения, увечья, горе, но все-таки… всегда как-то хочется думать о лучшем.

По обочинам дороги еще оставались воронки от бомб, наполовину и наспех засыпанные кирпичом и гравием, а кое-где просто обломками разбитого жилища, стоящего по соседству. До основательного ремонта дорог просто не доходили руки, да и времени не было: движению не мешают, и ладно! Имеются дела куда более насущные.

Но машин было много, в основном такие же грузовики и трехтонки, в кузовах которых, задорно поглядывая на пылящую пехоту, катили пассажиры. В одном месте им даже пришлось подождать минут пятнадцать, пропуская бойко двигающуюся колонну танков.