– Направо и до конца. Последняя дверь справа, – в ответ мне только бросают уж слишком грубо. Совершенно непрошибаемый тип.

Топчусь у двери около минуты и, наконец, нажимаю на ручку, резко толкнув дверь от себя.

– Кому, блять, руки оторвать? Стучаться в детстве не научили?

Ой. Кажется, я нечаянно зарядила кому-то этой дверью прямо по носу. Осторожно перемещаюсь в кабинет из коридора и внимательно разглядываю высокого мужчину, который пытается остановить кровь – последствия близкого знакомства с куском фанеры.

– Романыч, ты как? – ещё один мужской голос.

Я и не заметила, что в кабинете есть кто-то ещё. Пострадавшему дают пачку бумажных платочков и усаживают на ближайший стул.

– Извините. Я не хотела, чтобы так получилось, – тот, кому досталось, бросает на меня очень злой взгляд и отправляет первую заляпанную кровью салфетку в мусорное ведро.

– Исчезни с глаз моих. Одни проблемы от баб, – а голос у него приятный, я в первый раз не просмаковала. И нотки рычащие имеются.

– Несправедливо. Здесь с такой же долей вероятности мог оказаться и человек мужского пола. А исчезнуть я не могу – мне заявление написать надо.

– Я у тебя его не приму. Я вообще не привык помогать тем, кто меня в первую встречу калечит, – продолжает зажимать нос, периодически меняя платки.

– Вы не имеете права. Наверное, – топчусь на месте, чувствуя, как от неловкости щёки вспыхивают.

– Не слушайте его, девушка. У мужика утро не задалось. А после инцидента, может, и день будет так себе. Присаживайтесь и рассказывайте чего Вас в участок привело.

Я ещё какое-то время переминаюсь с ноги на ногу. Затем осторожно проскальзываю мимо пострадавшего от моих рук к дальнему столу, за который присел второй мужчина. Пытаюсь в голове как-то нормально сформулировать свою историю, но в итоге всё равно выходит какой-то сумбур. Ладно, сойдет и так.

– Мне вчера угрожали. Вот, – шлёпаю договор на стол и жду, пока с ним ознакомятся. – Мой отец взял денег под очень большой процент полгода назад, а мне теперь грозят большими проблемами, если я не отдам им два миллиона через две недели. Стоит, наверное, уточнить, что папа недавно умер. Я приезжала ранее разбираться с похоронами, а теперь вот решила перебраться на подольше. Вчера меня подкараулили два каких-то мужика. Оставили это, – задираю футболку и демонстрирую налившийся синяк. – Я, конечно, совсем не нежная фиалка, но это, знаете ли, как-то напугало. Вы можете что-то сделать? Дураку же понятно, что фирма – то ещё дерьмо, – подбитый хмыкает, а тот, который передо мной, морщится и шутливо грозит мне пальцем. Забавные тут у них кадры трудятся.

– Девушка, не выражайтесь. Вы все-таки в правоохранительных органах.

– Простите. Ну, в общем очень нехорошие люди там работают. Я собираюсь найти здесь работу с белой, между прочим, оплатой. Налоги, идущие в бюджет, из которого содержат доблестную полицию, все дела. Но у меня ничего не получится, если эти зверюги удобрят мной землю.

– Не волнуйтесь. Мы со всем разберемся. Пишите заявление, образец вон там, – он указывает на маленький столик с большой папкой сверху.

Я изливаю душу на листок бумаги, ставлю свою подпись в конце с датой и передаю заявление сотруднику, который меня выслушал. Тот, который с носом, всё ещё сидит в кабинете.

– Мы с Вами свяжемся, если потребуется ещё что-нибудь.

Намёк понят, пора и честь знать.

Останавливаюсь возле бедняги с окровавленной футболкой, протягиваю ему влажные салфетки, которые он демонстративно игнорирует.

– Ещё раз прошу прощения. Не думала, что может так получиться.