– И вы меня выпишете побыстрее? – он слегка пожимает плечами. – Не люблю я больницы.

– Только не сегодня, хорошо? Завтра! – говорю, пролистывая его историю болезни. – Прямо с утра. Сейчас я сменюсь с дежурства, а на следующий день приеду за вами и выписку оформлю!

– Ну что ж, договорились, Аннушка, – Герман Эдуардович смотрит на меня с улыбкой. – Но только тогда в благодарность за вашу услугу я приглашаю вас, скажем, на ужин! Как вам идея?

– Свидание? – улыбаюсь весело. – Отлично! Я обязательно надену что-нибудь симпатичное!

– Сто лет не был на свидании, – в тон мне отвечает мужчина.

– Не может быть, сколько же вам уже?.. – округляю глаза в притворном ужасе.

– О, нет, – он смеётся. – На такие вопросы я не отвечаю, даже столь красивым девушкам!

Я выхожу из палаты в прекрасном настроении и настолько поглощена своими мыслями, что широко и приветливо улыбаюсь идущему навстречу…

Ой, блин, это же Добрынин! Который, похоже, настолько опешил от моего выражения лица, что замер на месте чуть не с приподнятой для шага ногой.

– Ан-на Николаевна, – зовёт меня, чуть запинаясь, – вы что здесь… – прокашливается, и продолжает уже более уверенно: – У вас дежурство закончилось.

– Да, Никита Сергеевич, – я уже вернула на лицо привычную маску спокойствия, которую привыкла удерживать рядом с начальством. – Уже ухожу.

Отвлекаюсь на вибрирующий в кармане халата телефон, вытаскиваю трубку и, увидев на дисплее «майор Богатырёв», прикусываю губу. Мы с Полканом познакомились, когда была ранена моя подруга – он приходил в больницу снимать показания. И теперь время от времени приглашает меня куда-нибудь. Я вижу, что нравлюсь ему, да и сама отношусь к нему тепло, но… как говорится, ничего не ёкает.

– Да, Полкан, – отвечаю на звонок, поворачиваюсь и медленно иду по коридору.

– Судя по твоему тону, ты на работе, – слышу в ответ и не могу не улыбнуться.

– А что не так с моим тоном?

– Аня, ты бы слышала себя со стороны! – мягко смеётся мужчина. – В твоём «да» отчётливо звучит: «Говорите кратко и по существу, я занята!»

– Неужели всё так ужасно? – смеюсь в ответ.

– Конечно, нет, – Полкан секунду молчит, а затем спрашивает: – Как ты смотришь на то, чтобы вместе поужинать завтра?

– Прости, не могу, – говорю с раскаянием, – у меня уже есть планы. Может быть, в другой день.

– Ага, через месяц, – грустно вздыхает мужчина.

– Обещаю, что раньше! – мне и правда неловко ему отказывать, но я уже отдала этот вечер Герману Эдуардовичу. – Давай… – задумываюсь, вспоминая свой график, – …давай в эту субботу?

– Может быть, совместим обед и ужин? И в промежутке прогуляемся? – с энтузиазмом произносит Богатырёв. – Погоду отличную обещают, а ты света белого не видишь в своей хирургии!

– Хорошо, я не против.

– Отлично! Увидимся! – довольно говорит мужчина. – Всё, не отвлекаю тебя!

– До встречи, – отключаю телефон, сую его обратно в карман и развернувшись, утыкаюсь в мужскую грудь.

Не поняла… Он что, шёл за мной всё это время?

– Никита Сергеевич? – делаю шаг назад, поднимая голову.

– Вы закончили? – с сарказмом говорит Добрынин.

– Если вы о моей смене, Никита Сергеевич, то я закончила её уже несколько часов назад, – говорю, прищурившись.

Вот ещё, мне и по телефону поговорить нельзя? Мужчина стоит передо мной, задумчиво рассматривая мою больничную униформу. Ну что ему опять не так? Я вдруг чувствую, что невозможно, невыносимо устала от всего этого. Ведём себя, как дети, поссорившиеся в песочнице! «В основном, конечно, он», – не могу не отметить мысленно. А ведь часто от нас обоих зависят жизни и здоровье тех людей, которые здесь лежат.