– А с геометрией что? – внимательно смотрит на меня Тимур. – Ты правила читала?

– Конечно! – возмущенно вскидываюсь я. – Я их наизусть выучила! Но понять не могу.

– Может, моя мать права? – весело интересуется Тимур.

Он красив и кажется мне божеством. Черные волосы откинуты назад. Белая майка обтягивает широкие плечи, а бледно-голубые джинсы плотно сидят на бедрах. Такие взрослые парни не болтают с бедными родственницами. И уж тем более, не знают геометрию.

– Дай определение окружности, – просит Тимур, но в его голосе явно чувствуются начальственные нотки.

– Окружность — это множество всех точек на плоскости, находящихся на одинаковом расстоянии от данной точки, – тараторю как пулемет.

– Ты представляешь, о чем говоришь? – серьезно спрашивает он. А я удрученно мотаю головой.

-Ни одного слова не понимаю.

 – Вот смотри, – Тимур садится на корточки и, взяв какую-то палочку, рисует на розовой торсе, рассыпанной по дорожкам. Крепкие пальцы рисуют точку. А затем на отдалении от нее вторую. И еще одну. – Вот оно. Множество точек на равном расстоянии… Теперь поняла. Ничего не надо зубрить, Люба, – поучает меня. А я изумленно смотрю на красавца-полубога. Уиии! Оказывается, он знает, как меня зовут.

Все подробности той нашей первой беседы я до сих пор помню наизусть. Сколько раз прокручивала их в голове. Но с того самого дня жизнь в Манучаровском доме приобретает для меня особый смысл. Я живу только, когда Тимур приезжает домой. Когда слышу его голос или вижу в окно.

Конечно, такие мужчины явно созданы для гламурных богатых женщин. Я же любуюсь издалека, твердо зная, что наши пути никогда не пересекутся.

 

 

 

 

11. 11. Браслет и сережки

11

 

Тимур

 

 По дороге домой кошусь на притихшую Любу.

- Что они тебе сказали? – не выдерживаю в лифте.

- Ничего, - мотает она головой. – Просто вспомнила, как только приехала к отцу. И ты мне объяснял азы геометрии.

- А-а-а, - тяну задумчиво. – А помнишь как я тебе сережки из Лондона привез?

- Никогда не забуду, - печально смеется Люба. – Альбина трясла меня как тузик грелку. Все пыталась узнать, откуда серьги. Пришлось соврать про Катин подарок.

- И мама поверила, - усмехаюсь криво. – Но они стоили копейки… И в глазах моей матери выглядели барахлом.

- Зато для меня до сих пор главная драгоценность, - будто ежик недовольно фыркает Люба. И как только открываются двери лифта, первая входит в пентхаус.

- Обедать будете? – интересуется Марат, появляясь в холле. – Приходила Ольга Николаевна. Сварила солянку и нажарила отбивных.

- Любу покорми, - велю я, не обращая внимания на недовольные трепыхания девчонки. – А я к следакам погнал. Дождись меня здесь, - прошу напоследок любимую.

- Пойду к себе. Мне хочется полежать, - не соглашается она. – Ты приедешь, спустись за мной.

Тянется на носочках, чмокает меня в губы и быстрым шагом направляется к потайной дверце, спрятанной среди  натертых до блеска зеркал.

«И замужем, и дома», - мысленно фыркаю я. Решительно прохожу  в кабинет и, взяв черный кожаный портфель, возвращаюсь к лифту.

- Я с тобой? – напрягается Марат, выходя следом.

- Да, - киваю задумавшись. Если за рулем будет мой помощник, я могу поработать дорогой.

До Следственного Комитета ехать минут сорок, если без пробок. Как раз есть время взбодрить подчиненных.

- Срочно нужны сведения о самых старых сотрудниках «Алмаза», - пишу я сообщение директору компании.

И зайдя в базу, нахожу в картотеке тот самый злосчастный заказ. Разглядываю отсканированные фотки силиконовых форм. И в который раз пытаюсь свыкнуться со страшной мыслью – из-за каких-то  гребанных камней грохнули моих близких.