От ночных рыданий веки припухли, от беспокойного сна зрение расфокусировано. А ещё у меня нет одежды, кроме мятого платья и белья. Приходится сорвать с кровати простыню, хорошенько укутаться. Ткань, скользкая и прохладная, то и дело норовит соскользнуть. 

У двери останавливаюсь, вожусь со стулом, делаю глубокий вдох и распахиваю дверь перед неизбежностью в лице моего мужа. Кирилл совершенно спокойно проходит внутрь, слегка отодвинув меня в сторону, как докучливую муху.

За окном светлеет небо, Кирилл останавливается в центре комнаты, спиной ко мне, а я могу смотреть только на пистолет за его поясом.

Он носит оружие. Впрочем, меня этим не удивить, в моём окружении многие без пистолета даже в туалет не ходят.

— Смотрю, кто-то вчера праздновал, — указывает на бутылку вина, стоящую на тумбочке, а я неловко переступаю с ноги на ногу.

Когда мне ночью надоело рыдать под душем, а от ледяной воды свело пальцы на ногах, я нашла в одной из красивых тумбочек мини-бар. Внутри чего только не было: напитки на любой вкус от газированной воды до бутылки бурбона. Я остановила свой выбор на красном полусладком, и для крепкого сна приговорила пару бокалов. Я редко пью, но иногда нужно.

— Ну так. Не каждый день я замуж выхожу, — трусь щекой о голое плечо, смотрю на спину Кирилла и не знаю, куда себя деть. Вдруг ночной приступ меланхолии и алкоголизма кажется чем-то стыдным — в утреннем свете многое видится глупым.

Кирилл оборачивается и долго смотрит на меня пытливым взглядом. Вероятно, точно такими же глазами полицейские глядят на преступников.

— Да уж, не каждый, — в голосе Кирилла сквозит усмешка, хотя лицо снова напоминает каменную маску.

Спустя бесконечно долго мгновение отворачивается, и это даёт возможность рассмотреть Кирилла во всех деталях. На муже светлые идеально скроенные брюки и нежно-голубая рубашка с короткими рукавами. Вроде бы простые вещи, но стоят целое состояние и очень Кириллу идут. Подчёркивают проработанную в спортзале фигуру. Интересно, сколько часов в неделю он тратит на тренировки?

— У меня сейчас задница задымится от твоих взглядов, — говорит, коротко хохотнув, а я громко фыркаю.

— Как спал, любимый? — добавляю в голос весь яд, на который способна, и отхожу подальше от Кирилла.

— Плохо спал. Знаешь ли, давно я не видел голых женщин во сне.

Смотрит на меня искоса, усмехается. Сегодня тёмные волосы уложены иначе — с подчёркнутой небрежностью, и пряди падают на лоб, делая Кирилла моложе.

Ему тридцать шесть, между нами двенадцать лет разницы, и это лишний повод не видеть в Кирилле ничего, кроме навязанного мужа.

Кирилл подходит к следам моего ночного преступления, берёт початую бутылку и резким движением поднимает вино со дна. Болтает содержимое, оценивает, сколько я отпила и удовлетворённо хмыкает.

— Хорошо хоть не всю выжрала.

— А если бы даже и всю?

— Тогда пришлось бы тебя к специалисту вести, под капельницу класть, — плечами пожимает и убирает бутылку в бар. — Мне жена алкоголичка не нужна. Знаешь ли, для имиджа не очень полезно. Потом журналистам плати, репутацию твою отмывай. Слишком много возни, проще овдоветь.

На последней фразе громко икаю, потому что… потому что лицо Кирилла в этот момент не выражает ничего, кроме холодного равнодушия.

Лишнее доказательство: мне ни в коем случае нельзя расслабляться.

— Не бойся, — усмехается и, обернувшись ко мне, будто бы впервые замечает, что я практически голая.

Внимательно смотрит сначала в глаза, потом его взгляд медленно, миллиметр за миллиметром, опускается ниже, фокусируется на беззащитной шее, после очерчивает, словно касается, плечи и только потом осматривает грудь.