Надеюсь, я поняла Аллаха правильно. Пришло время для смирения.

Папа так и не снизошел до разговора по душам. Это снова больно, но чуть-чуть.

Митя не оббивал пороги, не пытался извиниться. Подозреваю, без моих проблем ему наконец-то стало легче. Но я не рада за него. Вспоминаю – в груди печет. Сложно забыть увиденную картину. Сложно собрать себя воедино после такой силы удара. Если я ему изначально не подходила, не устраивала, если ему так важно было сразу брать от жизни всё, то зачем же так жестоко? Почему со мной?

Я никогда не получу ответы на эти вопросы. Никогда их уже не задам.

А сегодня стану женой Айдара Салманова.

Церемония пройдет в мечети. Дальше – небольшое гуляние в ресторане. Недолго и только для самых близких. Меня об этом особенно никто не спрашивал, но так решил господин прокурор.

Я плохо спала ночью, но пришедшая красить и укладывать меня девочка бесконечно хвалит, что кожа молодая, свежая, пышет здоровьем. Она воодушевлена, восторгается моим висящим на шкафу платьем, пытается побольше узнать. А как познакомились? А как предложение сделал будущий муж? Как долго вместе…

Я не знаю, что отвечать. Теряюсь. Правду не скажу. Врать… Ради чего?

Время от времени в комнату заглядывает мама, всплескивает руками и качает головой. Я слышу часто повторяющееся «машалла, кызым». Результат ей явно нравится. А мне даже в зеркало на себя смотреть не хочется.

С платьем, обувью и головным убором мне помогают.

Когда я готова, в спальне, в уголке, немного отступив, тихонько плачет мама. Мне кажется, причины для слез у нас разные. Я внутри тоже навзрыд. Но не потому, что это самый важный в моей жизни день. А потому, что, кажется, последний.

Лейла – единственный человек, которому я благодарна за то, что рядом, – обнимает меня и шепчет на ухо много-много обнадеживающих слов. Я бы хотела все их запомнить и повторять себе же. Когда? Например, уже этой ночью…

Думаю о ней и крупно дрожу. Лейла отрывается, смотрит в глаза, шепчет:

– Я тебя очень люблю, Ручеек. Ты всегда можешь ко мне прийти, хорошо?

Киваю, опускаю взгляд.

Мама дает мне букет элегантных калл. В спальню стучится отец.

По укрытой белым атласом коже на руках бегут мурашки.

Он заходит тяжелым шагом, за ним – Бекир. На обоих я не смотрю. Вниз. Как папа и хотел всегда.

Потише. Покорней. Приличней.

Он говорит формальные, сейчас кажущиеся бессмысленными, правильные слова. Я приподнимаю разрисованные хной руки, чтобы не мешать надеть красивый, исполненный специально для меня ювелиром, свадебный пояс.

Дальше я должна поблагодарить папу за всё добро, которое он для меня сделал, и извиниться за прегрешения, которые наверняка есть у всех детей перед родителями, потому что сегодня я не просто выхожу замуж, а меняю семью. Но язык не повернулся бы. Да и папа не настаивает.

Я давно не называю его любимый бабасы даже в голове. Это осознание делает почти так же больно, как напоминание о его предательстве.

– Можно мы с Айлин несколько минут наедине поговорим? – От произнесенной громко и уверено просьбы брата я даже пугаюсь. Вскидываю взгляд, смотрю в лицо внимательно.

Бекир выглядит решительным, но далеко не таким счастливым и гордым, как я представляла раньше.

Мама опускает взгляд, кивает. Папа, чуть подумав, тоже идет к двери.

Мы остаемся вдвоем.

Я знаю, что в платье лучше не садиться, чтобы не помять, но силы по-прежнему выкапывают из меня ручейками, поэтому опускаюсь на край уже не своей кровати.

Мои вещи собраны и отвезены в новый дом. Вечером я поеду в него же. Через полтора часа стану Салмановой. Навсегда. Или пока