– Он мой младшенький, доктор, и уж такой слабенький!

– Я знаю, что он ваш младший, мне ли этого не знать! И знаю также, миссис, что он вовсе не слабенький.

– Сегодня рано утром он так сильно кашлял! Вы бы только слышали!

– К счастью для вас, сэр, я этого не слышал. – Доктор погрозил мальчику хлыстом. – Это может ударить побольнее, чем розга учителя. Ну давай же, беги.

Мальчишка стремглав помчался вперед. Поначалу они ехали по аллее, которую образовывали высокие деревья, затем свернули к воротам, откуда открывался вид на широкое поле. Слева виднелось пастбище, круто спускавшееся к крошечной бухте, а на дальнем берегу – пасторальный пейзаж с парой ферм и дальше – высокая гора с Замком Дор, которая четко вырисовывалась на фоне неба. Где-то далеко внизу скорее угадывалась, нежели была видна река, а за ней – леса.

Доктор осадил лошадь, когда мальчик открывал следующие ворота.

– Вы слышали, как я только что сказал, – заметил он своему спутнику, – я точно знаю: это младший ребенок той женщины. Она мать семерых и аккуратно платила мне за каждые роды, когда я принимал следующие. «А за последнего, – хвалилась она соседям, – я не заплачу, вот вам крест». И она не заплатила, черт возьми! Уильям Генри подпадает под закон о сроках давности. Да, занятный народ живет в этих краях, но и чудесный – чем больше их узнаешь, тем большее уверяешься в этом.

– Меня поражают их искренность и вежливость. И они странным образом похожи на народ моей родной Бретани.

– Вежливость – да. Но искренность?.. Ну что же, снова да, если вы до нее доберетесь. Но вам придется копать глубоко, чертовски глубоко, чтобы добраться до этого пласта, – вплоть до «печального, забытого былого», как сказал Вордсворт[18]. Мы – древняя раса, сэр, искренняя и жизнерадостная в своем кругу, и особенно жизнерадостная и ребячливая со своими собственными детьми, но при этом мы очень скрытные и браки заключаем только между своими.

– «Печальное, забытое былое», – тихим эхом отозвался месье Ледрю, но доктор его не слушал.

– Сомневаюсь, – сказал он, – смог бы врач общей практики прокормиться в этих краях, если бы не следовал моему примеру: экономить на лекарствах и позволять большинству пациентов умирать естественной смертью. Слышите этих грачей на соседнем поле?

– Я их слышу – всего несколько.

– С наступлением ночи вы сможете услышать пару сотен. Грачи еще один из моих рецептов, предоставленных Природой, причем и для богатого пациента. И я собираюсь вскоре использовать его самого в качестве рецепта для другого больного. Вам нужно с ним познакомиться. Его фамилия Трежантиль, а это место называется Пенквайт.

Доктор Карфэкс бросил лукавый взгляд на своего спутника.

– А вот это, – продолжил он, – я оставил pour bonne bouche[19]. Вон там, на мысу, – он указал хлыстом налево, – леса Лантиэна. Они тянутся по холму до самого Лантиэна, который находится в долине. Между прочим, мы их исследуем.

– Мы не пойдем в дом, – инструктировал доктор Карфэкс Уильяма Генри, – если мистер Трежантиль занят в своей беседке, как я и предполагаю. Закрой за нами ворота, сын мой, пока мы будем высаживаться, и присмотри за Кассандрой, чтобы она не попала в беду.

Ребенок робко усмехнулся. Доктор помог высадиться месье Ледрю и спустился сам. Кассандра, предоставленная самой себе, побрела на берег и принялась щипать траву.

Дорога здесь, на третьем лугу, довольно круто шла в гору, огибая склон холма. На вершине она была защищена двойной полосой из деревьев. Туда-то и направился доктор, шагая по дерну. Месье Ледрю следовал за ним. Внутренняя полоса деревьев состояла из буков, крепких и не очень высоких, которые были высажены полукругом; внешняя – из вязов, они были гораздо выше. На них виднелось множество грачиных гнезд.