Доктор Карфэкс наклонился над огнем, чтобы водворить чайник обратно на таган. Он сам предложил месье Ледрю зайти и покурить вместе после обеда, и нотариус с благодарностью принял приглашение, радуясь перспективе побывать в этом уголке мира, в гостях у «оригинала». Но когда его принял учтивый, изысканно одетый джентльмен в прекрасно обставленной библиотеке, у камина, в котором пылал огонь, гость перестроился с быстротой, делающей честь его манерам. Комната была с низкими балками, но просторная, с большим эркером, из которого открывался вид на гавань, и в окно проникал рокот прилива и плеск волн. Над камином висел портрет молодой женщины, выполненный акварелью. Это была единственная картина в комнате, тускло освещенной четырьмя восковыми свечами, стоявшими на столе. Они горели в старинных серебряных подсвечниках, хорошо почищенных. Месье Ледрю также обратил внимание, что в комнате пахнет лавандой. Аромат исходил от двух больших ваз, которые он только что заметил: одна стояла на столике из полированного дуба, другая – на высоком комоде. Стены до самого потолка были в книжных полках, уставленных коричневыми томами; то тут, то там на переплетах поблескивала старинная позолота, перекликаясь с пламенем в камине.

– Давайте рассмотрим обе ваши загадки по очереди, – предложил доктор Карфэкс, отступая к столу и набивая трубку табаком. – Что касается первой, то могу вам сказать, что я вовсе не скептик. Да, передача мыслей – это факт. Кто из нас один, два или множество раз в своей жизни не предугадывал слова, которые собирается произнести другой? По роду моей профессии мне часто приходилось выслушивать исповеди, и на основании накопившихся фактов я могу с уверенностью сказать, что среди супружеских пар, когда муж и жена спят вместе, такое случается очень часто. Когда-то, – он затянулся, – когда-то, – повторил доктор, – я частенько отгадывал, что именно скажет кто-либо… Но я рад заметить, что никогда не обладал даром ясновидения.

– Я думал, – сказал нотариус, – об этом мальчике.

Затем он рассказал доктору Карфэксу, откуда взялись рубцы на спине и плечах Амиота, и потом продолжил:

– Допустим на минуту, что одно человеческое существо может предугадать мысль другого и выразить ее в словах. Но это меня не удовлетворяет. Это не полностью объясняет… Я забыл вам сказать, что уже во время нашего путешествия по реке он мне признался, что этот пейзаж: водная гладь и холмы, поросшие лесом, – напоминает ему о каком-то месте, которое он знал когда-то, но не мог сказать, где оно. Когда я стал его расспрашивать, он не мог вспомнить ничего определенного: возможно, видел какое-то похожее место во младенчестве или, возможно, это был всего лишь сон. Обнаруживаете ли вы какую-либо связь между этим и тем, что он сорвал слово «Лантиэн» буквально с кончика моего языка? Я имею в виду лишь возможную связь.

– Конечно обнаруживаю. Я также думаю, что этот юноша, у которого не было друзей, пока вы не спасли его с этого ужасного корабля, этот несчастный, который был совершенно издерган и вымотан, наверное, ощутил, что неожиданно плывет на этой лодке в рай.

– Но со сломанной скрипкой.

– Хотя скрипка и была сломана, перед ним открылся настоящий рай.

– Вы только что сказали, – вежливо возразил месье Ледрю, – что в какой-то период своей жизни заранее угадывали, что именно скажет некая особа.

Доктор Карфэкс вынул изо рта трубку.

– Touché![12] В то время я был молод и переживал муки первой любви.

– Ах! – тихонько выдохнул месье Ледрю. – Так вы думаете…