- Я бы не была на твоем месте так уверена! – с явной угрозой сказал каркающий голос, отвечая то ли на произнесенный вслух вопрос, то ли на Ингины мысли. Одна из дверей распахнулась и выцветшие глаза с короткими красными веками в упор уставились на нее, нос двигался туда-сюда, как у пришельца Альфа – казалось, этим носом, как антенной, старуха сканирует Ингу от зимних ботиночек до растрепанных волос. Беззубый провалившийся рот задвигался, будто что-то пережевывая, и не отрывая от Инги своих круглых выпуклых гляделок, бабка Олеся вдруг забормотала:
- Die Sonne hebt sich noch einmal/Leuchtend von Boden empor*…
И прежде, чем Инга успела сообразить, что старуха продолжает то самое стихотворение, что еще вчера у въезда в замок читала Амалия, голос жуткой бабки стал загробным, потусторонним, глаза ее закатились под веки, и она взвыла:
- Кро-овь! Кровь на ноже! - высохшая желтая рука со скрюченными, похожими на птичьи когти пальцами потянулась к Ингиному лицу, и оцепеневшая девочка ощутила жесткое шершавое прикосновение к щеке, а шепот старухи зашебуршился в ушах, как толстая мохнатая гусеница, - Не надо бояться крови…
Бабка вдруг отдернула руку, поглядела на ошеломленную Ингу совершенно нормальным трезвым взглядом и спокойным молодым голосом, так непохожим на ее недавнее зловещее карканье, насмешливо произнесла:
- И совершенно глупо обижаться на маму, что она все время твердит об «удачно выйти замуж»! Кажется, ты еще ничем не доказала родителям, что способна на большее.
- Маме бесполезно что-то говорить… - автоматически ответила Инга, точно также, как обычно отвечала тете Оле.
- Доказать, а не сказать, - фыркнула старая ведьма, повернулась, так что закрутился подол красной юбки, и деревянная дверь захлопнулась за ней также резко, как и распахнулась.
- Есть еще вопросы насчет моей бабушки? – иронически поинтересовался Пауль.
Инга только ошалело покачала головой. Нет, ей, конечно, хотелось спросить, откуда его бабушка знает про любимую тему маминых разговор, и что значат ее слова про кровь, но она чувствовала – никаких внятных ответов не получит.
- Тогда пошли скорей, если не хочешь, чтоб нас Ганна застукала. – словно ничего не случилось Пауль направился к следующей двери, за которой, видно, и была Ганнина комната.
- Как мы отопрем? – шепотом спросила Инга, прислушиваясь.
- А здесь дверей никто не запирает, - он взялся за ручку.
Инга притормозила. Входить резко расхотелось. Было как-то неловко нагло ломится в так доверчиво оставленную открытой дверь – даже за своей собственной вещью. А если Ганна окажется там? Крестовый поход начнется обязательно, только не левого крыла на правое, а наоборот, правого на левое.
Инге мгновенно представился центральный зал. Посредине бесчувственное тело охранника Андрея – Ганне хватит одного удара кулаком, чтоб нокаутировать его. А над ним дядя Игорь рубится со старым вуйко на ржавых алебардах, тетя Оля сошлась с теткой Христиной на табуретках… Немцы наверняка сбегут с поля боя. Потом всех выкинут за ворота, и они замерзнут насмерть под стенами замка.
- Ох, шайсе! – ругнулся по-немецки Пауль, замирая на пороге комнаты и Инга поняла, что все, ее страхи осуществились – Ганна в комнате и сейчас начнется такое…
- Was geht hier vor?* – напряженно спросил Пауль, почему-то обращаясь к Ганне по-немецки.
Инга осторожно выглянула из-за плеча мальчишки…
Первое, что бросилось Инге в глаза – это старый стол, а на нем – ноги. Инга подняла глаза… На столе, испуганно уставившись на ребят, стояла фройляйн Амалия. Одной рукой она придерживалась за верх узкого оконца, а с другой у нее свисал пожелтевший, видимо, очень старый план здания. Инга успела бросить на него лишь беглый взгляд – Амалия торопливо отпустила окно и принялась нервными движениями складывать план пополам, потом еще раз пополам… Ветхая бумага осыпалась по краям.