– Нам устроят разборку? – осведомился мистер Мургатройд с тревогой.
Но мистер Шнелленхамер только благостно улыбнулся и ничего не ответил. Он убрал контракты в ящик и тотчас заметно смягчился, стал почти обаятельным. Этот человек знал, когда размахивать железным кулаком, а когда облачить его в бархатную перчатку.
– И в любом случае, – продолжал он почти отеческим тоном, – вы и сами не захотите все бросить, прежде чем работа над фильмом будет завершена. Ну конечно же, не захотите – трое таких прекраснейших, честнейших авторов вроде вас. Это было бы некрасиво. Это было бы непорядочно. Это противоречило бы духу сотрудничества. Вы же знаете, как много значат «Глазированные грешники» для студии. Это самое крупное наше начинание. Вся наша программа зиждется на них. Мы верим, что они станут величайшей сенсацией. На приобретение «Глазированных грешников» мы потратили уйму денег и, конечно, прицеливаемся их вернуть.
Он встал с кресла, и на его глаза навернулись слезы. Казалось, какой-то эмоциональный тренер по американскому футболу взывает к слабодушной команде.
– Не отступайте! – настаивал он. – Не отступайте, ребятки! Вы добьетесь, если приналяжете. Возвращайтесь туда и сражайтесь! Подумайте о парнях в администрации, которые болеют за вас, полагаются на вас. Вы же их не подведете? Нет-нет, только не вы! Вы не подведете меня? Ну конечно же, нет. Ну, так возвращайтесь на поле – и вперед к победе… вперед… вперед… ради милой старушки «Идеало-Зиззбаум» и меня.
Он рухнул в кресло, глядя на них молящими глазами.
– Можно мне прочесть параг. шестой? – спросил мистер Мургатройд после паузы.
– Нет, не читайте параг. шестой, – убедительно сказал мистер Шнелленхамер. – Будет куда лучше, если вы не станете его читать.
Мабелле беспомощно оглянулась на Булстрода.
– Идем, – сказала она. – Оставаться тут не имеет смысла.
Они покинули кабинет, с трудом волоча ноги. Мистер Шнелленхамер, озабоченно нахмурясь, вызвал звонком секретаршу.
– Мне не нравится положение дел, мисс Стерн, – сказал он. – Колодники «Глазированных грешников» вот-вот взбунтуются. Трое из них только что хотели сбежать. Не удивлюсь, если зреет мятеж. Слушайте! – сказал он, буравя ее глазами. – Никто над ними не измывался?
– Да что вы, мистер Шнелленхамер!
– Вчера мне почудилось, что из их здания доносились вопли.
– Так это был мистер Доукс. Он работал над своим вариантом, и с ним случился припадок. Изо рта забила пена, и он кричал: «Нет-нет! Это немыслимо!» Если хотите знать мое мнение, – продолжала мисс Стерн, – то все дело в жаре. Мы же в это время года обычно теряем пару-другую авторов.
Мистер Шнелленхамер покачал головой:
– Нет, это не обычный случай свихивания авторов. Тут надо копнуть поглубже. Зреет дух недовольства, а то и восстания или чего-то там еще. Что я делаю в пять часов?
– Совещаетесь с мистером Левицки.
– Отмените. Пошлите извещение всем авторам «Глазированных грешников», чтобы они собрались в Четвертом павильоне для встречи со мной. Я их взбодрю!
Соответственно, за несколько минут до пяти часов из Лепрозория и Тюрьмы Штата Огайо выплеснулся пестрый сброд авторов – авторы молодые, авторы старые, авторы пожилые; авторы с всклокоченными бородами, нервно их пощипывающие, авторы в черепаховых очках, бормочущие себе под нос, авторы с глазами, которые тупо смотрели в пространство или моргали от непривычного света. На них на всех «Глазированные грешники» наложили свою неизгладимую печать. Они вяло прошаркали до Четвертого павильона, где расселись на деревянных скамьях, ожидая появления мистера Шнелленхамера.