Ананке говорила это с такой яростью, страстью, что даже не верилось, как давным-давно, три сотни лет назад, она прошла жуткие испытания Всадников ради своего близнецового пламени Эвклидиса, потратила столько сил, положила душу ради того, чтобы удержать его на троне и спасти от заточения в Тонком мире. Теперь же она стала первой, кто поднял свой меч против него. Какие же невероятные метаморфозы случаются в жизни! Даже в посмертной жизни!

– А Лжец? Помнишь о его восстании? – осторожно спросил я.

Она поморщилась. Видно, эту страницу своей биографии Ананке хотелось вспоминать меньше всего. Возможно, она даже испытывала вину за то, что тогда именно благодаря ей Бог Смерти остался на троне и теперь мучил своих подданных.

– Прекрасно помню, Кеци, и понимаю, к чему ты клонишь… Но тогда Эвклидис ещё не злоупотреблял своей властью. Быть может, Лжец что-то чувствовал, предвидел такой исход событий и решил предупредить его, но… никто ничего не понял. Я ничего не поняла и… фактически, то, что сейчас происходит в мире Посмертия, лежит и на моей совести. Если б не я…

– Ты не могла знать заранее. К тому же, ещё неизвестно, каким бы правителем стал сам Лжец. Может, ещё хуже…

– Нет… Ты не видел того, что видели мы. Ты не знаешь, каким стал Эвклидис…

Ананке не боялась его. У неё даже не дрожал голос, когда она рассказывала о своём некогда любимом близнецовом пламени, без которого, казалось, она не сможет прожить ни минуты. Теперь она одновременно и ненавидела и любила его. Но совесть и врождённое чувство справедливости не позволили ей остаться на стороне Бога Смерти и стать соучастницей его преступлений.

За разговорами незаметно наступила ночь. Ананке и Арсений сильно устали и решили сделать привал. Разводить костёр было опасно. Члены Сопротивления были обречены скрываться в темноте. Но мороз (а морозы отныне стали частыми гостями мира Посмертия) пробирал до костей. Решили рискнуть, тем более, умруны были не одни, а со мной. Так что, спустя полчаса мы уже сидели и грелись у ярко пылающего костра и обсуждали дальше сложившуюся обстановку.

Арсений всё это время молчал, скупо отвечая, лишь когда обращались напрямую к нему. Он и при жизни был не очень-то разговорчивым. Его всё время мучили меланхолии, печали, какая-то вечная душевная неудовлетворённость и неуверенность в себе и своих силах, и по его словам, именно после встречи с Ананке эти отрицательные состояния, наконец, прошли. Но он так и не избавился от своей дурной привычки постоянно молчать, глубоко уходя в свои мысли.

Ананке не очень-то распространялась о своём друге. Мы обсуждали, в основном, нашу общую проблему в виде диктата Бога Смерти Эвклидиса, а также дела Ордена Сопротивления. Хотя, я как-то заметил, невзначай, какие взгляды бросали друг на друга Ананке и Арсений. Они были наполнены особой теплотой, глубокими чувствами, несмотря на то, что обстановка складывалась тяжёлая, практически, война висела у нас на носу. Из всего этого я сделал вывод, что их отношения, возможно, выходили за рамки дружеских, но из соображений тактичности я ничего расспрашивать не стал. Я почувствовал едва ощутимый укол ревности. Хотя, мне-то что? Я, наоборот, был рад, что эта храбрая девушка нашла своё личное счастье хотя бы в мире Посмертия. И её избранник, и неизменный единомышленник, по-видимому, тоже.

Был у Ананке ещё один важный союзник – Ярослав – близнецовое пламя Унго, вместе с которым мы победили Вождя Лже-Дмитрия. Он, фактически, являлся её правой рукой в делах Ордена. Ананке, ведь, сообщила, что собрала под его знамёнами всех умрунов, которые выходили с ней на связь во время её жизни на Земле. Всем им она оказала помощь, и теперь они помогали ей в её борьбе против диктатора. Её бабушки, разумеется, тоже присоединились к Сопротивлению, как и собственная семья Эвклидиса – его жена и двое сыновей со своими детьми. Они не признали его преступную власть и отказались ей подчиняться.