И больше всего хотелось вплести пальцы ему в волосы, дернуть на себя и поцеловать самой, крепко, жадно, чтоб не наглел; покусать, чтобы он опять посмотрел на меня тем с тем беззащитным выражением, но уже по другой причине… Что-то он там говорил про прийти ко мне домой?..

Я едва прикоснулась своими губами к его и…

- Смотри, ну что за развратники! - вдруг плюнула в нас брезгливым взглядом какая-то проходящая мимо старушенция.

Рядом с ней шла девушка с невыразительной внешностью, но с очень выразительной завистью и тоской на лице. Ее строгое скучно-коричневое платье закрывало столько кожи, сколько было возможно, чтобы она еще могла дышать и смотреть, но уже точно не смогла расстроить бабулю.

- Молодежь нынешняя… Ни стыда ни совести! Потаскуха! - фыркнула мне напоследок… моя спасительница!

- Простите, госпожа, у моей совести страстный роман с противоестественными наклонностями! - виновато крикнул Виль на всю улицу, заставляя старую женщину возмущенно взвизгнуть.

К счастью, ее внучка буквально волоком оттаскивала ее от нас подальше, видимо представляя, с какой страстью могли сцепиться языками брюзгливая старость и дерзкая молодость.

Я же старательно успокаивала сердце. Интересно, граф перед всеми так извиняется? Он повернулся ко мне с лицом, не выражающим ничего, кроме спокойной веселости, и от этого хотелось это лицо ему расцарапать. Ну, нет! Тут главное не показать ему, насколько расшалилось сердце от его манипуляций.

Я безмятежно улыбнулась ему в ответ, резко ухватываясь за оборки жабо и дергая на себя. Наши губы почти соприкоснулись и от этого опять томительно сжалось что-то внизу живота, но, собирая волю в кулак, я прошипела ему прямо в губы, выливая всю злость от того, что он так нагло и неосторожно, будто проходя, разжег желание, которое с самого начала даже и не думал успокаивать!

- Слушайте сюда, Ви-и-иль, давайте я обрисую вам перспективы, - я снова сглотнула слюну, чтобы голос так не хрипел, - Если в десять утра в ближайший же мой рабочий день вы не появитесь на пороге моего кабинета, готовый работать день и ночь на благо отечества… Я пойду к королю на отчет и упаду там в обморок от усталости. А потом, когда меня спросят, что случилось, после того, как меня немного поуговаривают, со слезами на глазах расскажу, как вы скидываете на меня всю работу. Или может быть мне упасть в обморок перед вашим отцом? А может даже я распущу слухи, как вы решили выслужиться перед королевой, взявшись за эту работу, а потом свалили все на меня, желая только почивать на лаврах по итогу… Может даже я прослежу, чтобы они дошли до вашей многоуважаемой матушки…

- Я понял! Понял! - закивал он покорно, аккуратно отцепляя мои пальчики от рубашки и опять на всякий случай складывая свои жившие будто своей жизнью брови виновато домиком, - В десять утра! У вашего кабинета. Готовый работать день и ночь на благо… чего там? А! Отечества… На благо отечества, конечно. Я исправлюсь, вот увидите, буду очень хорошим мальчиком, - улыбался он, продолжая покорно кивать, - Не дам вам больше ни причин, ни поводов падать в обморок от усталости, честное слово!

Я сощурила подозрительно глаза, опасаясь, что мне заговаривают зубы. Ладно. Пока что я не была уверена в своем самообладании, которое при встрече с этим пройдохой будто ушло в отпуск, так что посмотрю на него в понедельник - а там решу, что делать.

В этот вечер я долго ворочалась и не могла уснуть, все прокручивая наш разговор. Пытаясь понять, какие мои слова и действия могут привести к проблемам и каким образом их можно было бы предотвратить… И, к своему стыду - фантазируя. О том, как иначе мог бы закончиться этот вечер.