И еще он был молод и дерзок. Неужели я превращаюсь в старуху, которая пленится юнцом? Самое страшное, что может испытать женщина – это поздняя страсть, как гроза в конце осени.

Со страхом я огладила свои груди, живот, плечи – нет, я не старуха, и долго еще ею не стану. Мое тело так же крепко, как в молодости. Душа – да, душа старела быстрее. Больше душевных ран – больше сомнений и осторожности. И поэтому я не поддамся страсти, не уступлю пагубному влечению.

Со вздохом перевернувшись на живот, я увидела брошенную Марко камизу. Рука потянулась быстрее, чем я успела что-то подумать, и вот уже моей кожи коснулся тяжелый холодный шелк – потек между пальцев, как черная вода. Я была одна и позволила себе еще одну слабость – зарылась лицом в рубашку, вдыхая мужской терпкий запах. От Марко Капра даже пахло, как от дикого зверя, но этот запах не показался мне противным – наоборот. Я снова легла на спину, закрыла глаза и провела шелком по щекам, по губам, по шее и груди… Шелк, хотя и хранил запах своего хозяина, был холодным. А руки принца были горячими. Они обожгли меня одним прикосновением.

- Госпожа, можете укладываться спать, - позвала меня Николетта, и я отбросила черную камизу так быстро, словно меня застигли за воровством.

Но служанка ничего не заметила, а я почувствовала себя глупо. Сафора сошла с ума, играя с рубашкой иллирийского козла!

А вот с ним самим играть было забавно…

В эту ночь я засыпала с улыбкой и долго вертелась в постели, испытывая давно забытое волнение, словно ко мне вернулась юность.

Утро я встретила отдохнувшей, свежей и веселой, и даже со служанками шутила, чем они были несказанно удивлены.

Пока они причесывали меня, укладывая локоны в прическу, я смотрела на собственное отражение в зеркале и улыбалась, потому что мне нравилось, что я там вижу. Та женщина, что отражалась в зеркальной поверхности, была прекрасна, и она умела вызывать желание мужчин, и могла сделать это одним небрежным взглядом или изящным жестом.

Мы планировали пробыть в Санче три дня и отправиться в путь на четвертый. Были подписаны договоры о военной помощи, была проведена праздничная служба в самом большом во всей Иллирии храме, каждый вечер в мою честь устраивали ужин, а развлекать меня приглашали музыкантов и певцов. Но Марко Капра больше не показывался, а его старший брат был крайне осторожен со мной и избегал смотреть в глаза, словно боялся порчи.

Один король вел себя, как ни в чем не бывало, и даже не подавал виду, что ему известна моя выходка в отношении его младшего сына.

Настал четвертый день, и наш караван уже стоял во внутреннем дворе замка, готовясь отправиться в путь. Мулы везли тележки, груженные золотом и серебром, сверх этого король насыпал полный ларец южных изумрудов, сказав, что это подарок лично от него лично всем лордам Брабанта, которых было двенадцать.

Мы торжественно обменялись договорами, я встала на колено, поцеловав позолоченное копье и признавая тем самым верховенство короля, а когда выпрямилась, увидела принца Марко.

Он стоял позади Батисто, в новой черной камизе, и смотрел прямо на меня тяжелым взглядом.

И снова как будто молния пронеслась между нами.

Я почувствовала необыкновенную легкость – еще немного и можно полететь, как пушинке по ветру.

- Вы так щедро одарили нас, ваше величество, - сказала я, не успев даже подумать. – Но мне хотелось бы еще раз испытать вашу щедрость и кое о чем попросить…

- Просите, леди, - ответил король торжественно. – Любая ваша просьба будет выполнена, если ее возможно будет выполнить повелителю Иллирии.