Боров заерзал, дёргая рукой, прикованной наручниками к трубе:

— Да чего врать-то? Денег я вернуть хотел. Не мои это бабки. Чужие просадил.

— Как звать-то тебя, везунчик? — спросил мягко, доставая сигареты и зажигалку. Прикурил, выпуская дым в потолок. 

— Алексей, — нехотя сказал он.

— Алеша, значит. Так вот, Алеша, чужие деньги проиграть — это плохо, но к чужой женщине залезть — ещё хуже. Ты ведь не поговорить к ней пришел. И деньги она просто так тебе не отдала бы. Так?

— Так, — согласился он, лицо Борова стало красным, он весь вспотел. 

— Нельзя так с женщинами, нельзя, — покачал я головой, а потом кивнул ребятам, — научите его вежливости, чтобы в следующий раз думал, прежде чем делать. И не отпускайте пока. Пусть у нас посидит. 

Охранники кивнули. Дело они свое знали, в этом я не сомневался.

Вышел на улицу, докуренную сигарету в урну бросил. 

Вроде разговор с Боровом был коротким и понятным, а все равно не складывалось все. Что-то было не то, а что именно — нужно узнать, пока не поздно. 

Сел в машину, кивнул водителю:

— Давай-ка до Славы прокатимся. 

13. Глава 13

Мирослава

Я не находила себе места. Тревога просто выедала меня изнутри. Не раз хотелось все бросить, купить билет на ближайший самолёт, вернуться, упасть в ноги Виктору и умолять. Ради всего того, что нас связывало. Не любовь, нет. Долгие годы совместной работы, даже почти дружбы, которая из вражды началась. Он же обещал меня отпустить, обещал. Я все отдам, что есть, пусть только вернёт мне моего сына, больше ничего мне не нужно… 

— Всё пошло неправильно, — прошептала я. — Давид слишком умен, у меня нет и шанса… 

Опускала ладонь на плоский живот, вспоминала, каким он был раздутым, как шевелился внутри ребёнок. Кажется, так давно уже было, шесть лет прошло, все помню, как сейчас. Вырванная мной у судьбы беременность, ворованная… 

В номере тихо. Телефон я раньше всегда на беззвучный ставила. Теперь нет. Боюсь пропустить тот самый важный звонок. И все равно, когда телефон звонит, я оказываюсь не готова. Бросаюсь к нему, руки дрожат, едва не роняю. Виктор.

— Алло! 

Голос срывается в едва слышный шёпот. Это видео звонок. Смотрю на Виктора, он изменился за последние годы, что мы не виделись. Не в лучшую сторону. Раздобрел, лысина светится и капелька пота. Значит, волнуется, отмечаю я. 

— Какого хуя? — спрашивает он, пытаясь быть спокойным. — Какого хуя, милая, происходит? 

— Я же все объяснила, — терпеливо объясняю я. — Я не имею отношения к неудавшемуся покушению. Я буду говорить вам все, что знаю… 

Я должна быть послушной и терпеливой. У них мой сын, весь смысл моей неудачной жизни. Ради него я сделаю все. 

— Леха у них! — кричит Виктор. — Ты нас всех сдала! 

— Ты знаешь, что это не так, Вить… 

Употребляю уменьшительно-ласкательную форму имени, как тогда, когда мы были ещё по одну сторону баррикад, чтобы попытаться разбудить в нем былые дружеские чувства. Но нет. 

— Щенка тащи, — бросает кому-то он. 

И я не сразу понимаю, что щенок — мой сын. А когда доходит, меня парализует от неизбежности происходящего. Чувствую, как ладони становятся скользкими, по спине стекает, щекоча кожу, капля пота. Всё будет хорошо, говорю себе, и сама себе не верю. 

— Мама! — кричит Серёжка. 

Жадно осматриваю его. Ни синяков, ни ссадин не вижу, щеки кажется, ввалились, глаза блестят лихорадочно, может плакал снова? 

— Мой мальчик, — пытаюсь улыбнуться я. — Мы скоро снова вместе будем, только будь сильным ради мамы пожалуйста… 

— Мама, забери меня, забери я всегда буду слушаться и игрушки свои убирать…